Снова о контактах разной степени, или хождение по людям - 4

  Впечатления, полученные в пешем хождении по людям, подкреплялось поездками по драматическим центрам, субсидируемыми Центром приема иностранных студентове. Кроме Ренна и Туркуена, я побывала еще в Гренобле и Тулузе. Это тоже были командировки. Обе поездки оказались богаты на приключения. В Гренобль я решила ехать через Лион, остановившись там на сутки, чтобы проведать столь значимый для меня Театр де ля Сите в Виллербанне с Планшоном во главе. Увы, с этим мне не повезло: театр уехал на гастроли. И вообще Лион, потрясающе красивый, праздничный город, как выяснилось годы спустя, на сей раз, обернулся ко мне неприглядной своей стороной. Начать с того, что наличие чемодана (колесики к багажу тогда еще не изобрели) и незнание города (интернета не было тоже) вынуждало меня искать гостиницу вблизи от вокзала, причем, дешевую, что неминуемо приводило в весьма сомнительные заведения - притоны или дома свиданий. В Лионе мой дешевый номер оказался без окна: видимо, одну большую комнату разделили перегородкой, и оттуда, из-за перегородки всю ночь были слышны трудно идентифицируемые звуки, ввергавшие меня именно в силу своей непонятности в состояние саспенса. Было страшно заснуть, тем более, что перед сном во время вечерней прогулки я тоже сильно испугалась. Надо сказать, что мне никогда не было страшно ходить по улицам во Франции в любое время дня и ночи. Легкость общения, в том числе уличного, магазинного, какого угодно - счастливая особенность этой страны, и, если ко мне на улице кто-то подходил, я всегда шла навстречу приключению и собственному любопытству, зная, что в любой момент смогу выйти из ситуации. Вот и в Лионе ко мне подошел молодой человек, довольно скверно одетый, что тем более мешало мне сразу же его отшить. Кто вы? Откуда? Из России? Не может быть. Набор обычных фраз, на которые я отвечала дружелюбно, в соответствии с полученным интернациональным воспитанием и убежденностью, что все люди - братья. Изначально никакого флирта между нами не было, мы просто шли и болтали, а вечерний пейзаж вокруг менялся в сторону безлюдных задворков, глухих стен и тупиков. В какой-то момент молодой человек попросил показать ему мои колечки, но заинтересоваться там было нечем. В ответ он показал свой складной швейцарский ножик. Я почувствовала, что он нервничает, оглядывается по сторонам, что моя безоблачная наивность начинает его раздражать, и внезапно мне сделалось ясно, что надо уносить ноги как можно скорее, хотя его намерения по-прежнему оставались неясными. Стараясь не показать ему своего ужаса, я продолжала идти, пытаясь понять, в какую сторону можно рвануть. И рванула, очертя голову, с максимально возможной скоростью по каким-то пустырям. Он не догонял. Я довольно долго носилась по окрестностям, совершенно не представляя, как мне выбраться к гостинице, к вокзалу, к людям. И вдруг лицом к лицу столкнулась с ним: видно, бегала по кругу. И он как-то устало и безразлично показал мне направление рукой: "Тебе туда". И исчез. Если он и был злодеем, то, должно быть, начинающим. Немудрено, что ночь я плохо спала в своей ужасной гостинице. День проболталась по городу, так и не дойдя до его главных красот. Убедилась, что Театра де ля Сите в городе нет, и взяла билет на ночной поезд до Гренобля, дабы сэкономить на гостинице.

  В вагоне было абсолютно пусто и холодно. Проводников во французских поездах нет, а купе не запираются. Как следовало из расписания, остановок по дороге было совсем мало. Я положила себе под голову сумку с советским паспортом, чемодан поставила рядом под бочок, накрылась халатом и попыталась заснуть. Среди ночи я проснулась, оттого что поезд на минутку остановился, и тут же в коридоре послышались тяжелые шаги. Человек прошел через весь коридор, открывая и закрывая двери пустых купе, пока не дошел до моего, в которое вошел и закрыл за собой дверь. Похоже, вчерашний саспенс продолжался. Это был мужчина под пятьдесят с обветренным лицом, резкие черты которого и глубокие мимические морщины указывали на привычку проводить время на ветру, жаре и стуже, то есть, на открытом воздухе. О том же свидетельствовали и тяжелые, грубые ботинки, очень грязные, в глине, как будто шел он издалека. А, может, бежал? Почему-то больше всего меня напугало то, что в руках у него не было ничего, а на голове - повязка, как у хиппи, или у русского мастерового. Как-то не к месту и не по возрасту. И, главное, он рухнул ничком на соседнюю полку. Меня охватил ужас. Продолжать спать, как ни в чем не бывало? Не могло быть и речи. Перетаскивать вещички в другое купе? Он и туда может перейти, если ему так не хочется быть одному. Перейти в другой вагон - бессмысленно. И опять-таки, как и вчера, совершенно непонятно, чего ему надо, и нет ли у него злого умысла. Я тихонечко слезла с полки, взяла сумочку с советским паспортом и советскими же сигаретами и пошла в коридор - курить. И думать. Курила я долго, одну за другой, не зная, как поступить, и не видя никакого выхода в случае возникновения опасности. Курила до одури, пока он не вышел из моего купе и не перешел в соседнее. Остаток ночи я так и не заснула и прибыла в Гренобль рано утром разбитая, мечтая о горячем душе и теплой постели. От вокзала шла, пока не устала и не увидела на большом доме вывеску с одной звездой. Вошла в подъезд и по стрелке поднялась на второй этаж. Оказалось, что отель располагается просто в одной из квартир обычного жилого дома. Ни тебе ресепшен, ни портье. Искать дальше не было сил, и я позвонила в квартиру. Открыла встрепанная горничная. Вела себя странно: паспорта моего не взяла и почему-то спросила: Мадам кого-то ждет? Я удивилась, отмахнулась и сказала, что очень хочу спать. Она провела меня в номер. Тоже странный: огромная холодная зала в темно-красном тяжелом бархате: шторы на окнах, портьеры на дверях и покрывало на огромной кровати, человек на семь. За бархатной же занавеской - отдельно стоящая маленькая кроватка, вроде как для прислуги. Я решила лечь на ней. Но, сняв покрывало, увидела, что белье несвежее. Пришлось идти за горничной и демонстрировать ей кудрявые волоски на простыни. Она белье поменяла, но при этом ругалась, не умолкая, и как-то очень по-одесски, ссылаясь на то, что ВСЕ ЗНАЮТ, как у нее чисто и какой царит порядок, что она никогда...Что она всегда... И прочая, и прочая, и прочая... Поспать мне так и не удалось, потому что в 9 утра в дверь постучал и, не дожидаясь ответа, сразу же вошел молодой человек с подносом. Принес он довольно жалкий завтрак, но почему-то долго не уходил. Потом я поняла, что даже не чаевых он ждал: завтрак был лишь предлогом разведать, не понадобятся ли его сексуальные услуги, раз мадам никого не ждет. Но все это я поняла много позже, а тогда встала, позавтракала, приняла душ в огромной холодной ванной комнате и отправилась в мой Драматический Центр, предварительно ошарашив горничную просьбой дать мне план города. Я вела себя, как иностранная туристка в нормальной гостинице, а попала, как мне потом объяснили французы, в дом свиданий самого низкого пошиба. Первым признаком такого дома был как раз вход не с улицы, а с этажа и размещение в закрытой квартире. И нужна была особая удачливость, чтобы тебя туда пустили так просто, с улицы.

  После пережитых впечатлений Гренобль на меня особого впечатления не произвел, тем более, без так и не полученного плана города. Через много лет, когда я стала ездить сюда на международный театральный Фестиваль, организованный потрясающей женщиной - Ренатой Скант, я смогла вполне оценить этот очаровательный франко-итальянский город, разглядеть его площади, скверы и закоулки, подняться на его горы... А тогда, в первый раз, я увидела только дорогу к театру, да и в Театре особых откровений не случилось. Вот и остались в памяти только приключения. Кстати, из-за этой проклятой гостиницы я в тот же день из Гренобля уехала, прямо вечером