Историчка - 1

  Как ни хороши были лекции отдельно взятых преподавателей, но основным местом постижения всех наук была для меня (и для многих) Историческая библиотека в Старосадском переулке. Сидела там и до позднего вечера (благо, жила близко), и, случалось, целыми днями. Зал небольшой, уютный. Заказанные книги приносят быстро, не то, что в Ленинке. Лица у посетителей, как правило, знакомые, примелькавшиеся. Сидим рядком за большими столами, так что можно, оторвавшись от собственной обязательной программы, скосить глаз на книги соседа и увидеть нечто новое и неожиданное. Особенно, если это художественные альбомы или иностранные журналы, которые можно было получить только через спецхран, по специальному "отношению" с места работы или учебы. Именно так, заглядывая через плечо соседа, я впервые увидела Цорна и Муху, например. Интерес к человеку возникал в зависимости от того, какие книги он читал или какие альбомы и журналы смотрел. А знакомства происходили в большой курилке рядом с туалетами: кто что читает, кто заметил чего интересного у соседа, а потом вообще обо всем, но только интеллектуальном, малоизвестном и небанальном. Это были сумрачные молчуны с дефицитом общения или, напротив, возбужденные молодые люди, способные заговорить до смерти: так распирали их добытые знания и собственные мысли. Девушки же, поскольку курили, выглядели эмансипированными, но, в сущности, являлись в курилку, как на первый бал, замирая от счастья, что их приняли в свой кружок ироничные и горделивые аборигены Исторички.

  Впрочем, в аборигенах здесь пребывали не только интеллектуалы. Года полтора почти каждый день в малом читальном зале, где стояли столы на двоих, можно было наблюдать двух влюбленных. Они сидели тут целыми днями и вроде бы даже что-то и читали. Во всяком случае, глаза их были устремлены в книжки, у каждого - в свою, но руки, руки как бы отдельно от них, будто в кукольном театре, вели под столом на всеобщее обозрение страстную перекрестную сексуальную жизнь в районе паха и девочки, и мальчика. Что уж там "руковладельцам" удавалось прочесть и усвоить в своих книжках, трудно сказать, но окружающим сосредоточиться на чтении было нелегко, и нередко эти двое оставались в малом читальном зале в полном одиночестве, а все соседи уходили в большой зал, дабы сохранить трудоспособность.

  Через полтора года они исчезли: то ли закончили учиться, то ли поженились и обрели дом, то ли расстались...

  А интеллектуальный кружок, сложившийся в курительной комнате, существовал многие годы после того, как я окончила Институт и перестала ходить в Историчку. Душой и аниматором его был, безусловно, Аркадий Егидес. Как у всякого лидера, у него была потребность в создании вокруг себя некой общности ведомых им людей, и, начав с Исторички, он занимался этим всю жизнь: во время работы в психо-неврологическом диспансере организовал там клуб общения "Маленький принц", а позднее и до сей поры устраивает психологические тренинги.

  Он учился в Медицинском и принадлежал к породе вечных мальчиков-подростков, что предполагало правдоискательство и оппозиционность, непосредственность и ершистость. А также восторженность в равных долях с показным цинизмом. Походка - разболтанная, подпрыгивающая и шаркающая одновременно, волосы торчат в разные стороны, басок срывается на фальцет, на шее - длинный шарф как заявка на элегантность при чрезвычайно бедной тогда одежке. Знаниями всякого рода Аркадий был напичкан так, что, стоило по неосторожности его коснуться, как он начинал фонтанировать - на любую тему, с прирожденным лекторским красноречием. Поэтому, переехав в Иркутск, например, где начал преподавать его отец, Аркадий, все еще студент Медицинского, стал вести на Иркутском телевидении передачи про музыку и про живопись. В Москве же мы постоянно собирались, где придется, главным образом, чтобы слушать записи классической музыки: Концерт для гобоя Марчелло, Брамс, Скрипичный концерт Мендельсон, фортепьянные концерты и Карнавал животных Сен-Санс, Времена года Вивальди, Трехголосные инвенции Баха в исполнении Гульда...Всё это были новинки для нас. Пили дешевое вино, купленное вскладчину, и спорили до изнеможения. В частности, над самиздатовской прозой Мамлеева, которая и тогда мне не нравилась. Слушали и стихотворные опусы друг друга, и любимые стихи современных поэтов...Коронным номером Аркадия были "Мастера" Вознесенского.

  Колокола, гудошники...

  Звон. Звон...

  Вам,

  Художники

  Всех времен!

  Вам,

  Микеланджело,

  Барма, Дант!

  Вас молниею заживо

  Испепелял талант.

  Поэма еще не была напечатана, но Аркадий дружил с Вознесенским и получил текст из первых рук.

  "Параболическую балладу" мы тоже впервые услышали от него как совершенно автобиографическое для него, Аркадия, произведение, да и для нас тоже:

  Жила-была девочка рядом в квартале.

  Мы с нею учились, зачеты сдавали.

  Куда ж я уехал!

   И черт меня нес

  Меж грузных тбилисских двусмысленных звезд!

  Прости мне дурацкую эту параболу.

  Простывшие плечики в черном парадном...

  Мы все казались себе этими девочками, которых забывали в черных парадных.

  Особенно патетически звучал в исполнении Аркадия финал:

  В Сибирь уезжает он нынешней ночью.

  А может быть, все же прямая - короче?

  Поскольку именно ему, Аркадию, приходилось мотаться по стране (в частности, и по Сибири) из-за отца.

  Мало кто из нас так много говорил в то время о своих родителях. Для Аркадия же его отец Петр Маркович был не только источником существования, но также постоянным сюжетом в разговорах и объектом противодействия, хотя именно от него, как мне кажется, Аркадий унаследовал авантюризм и напористую жизненную силу. Ровесник Октября, старший Егидес испытал, кажется, всё, что выпало на долю его поколения. Сиротское детство. Учительство в глубинке и МИФЛИ в юности. Он прошел войну, фашистский плен, советские тюрьмы и лагеря, принудительное лечение в Институте Сербского. В качестве диссидента был выдворен перед Олимпиадой 1980 года из России во Францию. Издавал там журнал ("Поиски"), а после Перестройки вернулся в Россию с почетом...

  Утопические поползновения - построить социализм в отдельно взятом колхозе, что фактически им с женой и удалось (в течение 6 лет после смерти Сталина) в Пензенской области, и столь же утопические и опасные попытки изменить Устав КПСС и Конституцию СССР соседствовали с поисками смысла жизни в космическом масштабе...

  Конечно, Аркадию аукались все отцовские перипетии: его допрашивали, обыскивали жилье, препятствовали в работе, заставляли переезжать из города в город... Возможно поэтому собственная его и весьма успешная карьера (защитил докторскую диссертацию, работает в Государственном Университете Управления, автор многих книг), построена на совершенно противоположных конфликтной деятельности его отца основах. Аркадий учит людей не конфликтовать, искать компромиссные решения, правильно строить отношения. Учит соглашательству, в сущности. И в книжках, и во время массовых психологических тренингов. Вот только не верится, что с помощью его книг можно действительно научиться (как он обещает в аннотациях) "иметь много друзей и мало конфликтов, найти любовь и не расстаться с любимым, создать и хранить в семье теплый мир"...как-то попахивает мистификацией. А в тренингах явно видится желание вернуться в наше юношеское прошлое: "На вечерах, понятно, тусовка с болтовней на житейские темы, чай, танцы, психологические игры. Используется специальная психологическая технология, увеличивающая контактооборот. Это - вечера интенсивного общения". Тут же и музыка - Моцарт, Малер, и стихи. Неплохо, конечно, только психологическая наука здесь не при чем. Мы-то так и остались, кем были. Да и сам Аркадий тоже - вечным мальчиком. И почему же тогда сам он не сумел сохранить в семье теплый мир?!