Несколько слов об южной колонии - 2

Канада, Ассинибойя. Йорктон. 27-е июля 1899 г.

Духоборы переживают критический момент — время упадка, слабости физической и духовной.

На съездах приходится употреблять все усилия, чтобы убедить их в том, что, кроме заработков, не на что надеяться, что на последние остатки бонуса куплен хлеб и что дальше неоткуда покупать его, подводятся счета, считается имеющаяся в наличности мука, но все это не помогает.

— Да, — слышится в ответ, — дюже, дюже трудно, хто е знае, как будя дале...

Но чувствуется, что у них есть свои соображения, что они надеятся на что-то.

Иной раз кто-либо после съездки конфиденциально потреплет рукой по плечу и скажет что-нибудь в роде:

— Не бойсь, Л. А., не пропадем: напишешь ты, напишет Владимир, сестрица Вера[1] опять же, — и смотришь, не пропадем.

Когда станешь разуверять, не верят.

— Не дадите народу погибать!

Куда именно будем мы писать — это далеко не всякий духобор представлял себе, да это ему и не нужно было. „Кто-то", „где-то", „как-нибудь" да поможет.

Доходит это иногда до курьезов.

Сегодня в Йорктоне я увидел на площади перед станцией молодого еще парнишку лет 16-ти с парою огромных быков, которых он, как видно, только-что привел откуда-то издалека. Быки были в пыли, парень тоже. Между прочим, какой удивительной красоты был этот мальчишка! Рослый, статный, загорелый, точно отлитый из бронзы. Лицо его с невинными, мужественными глазами дышало свежестью, здоровьем, — это было в настоящем смысле слова дитя природы. Вместе с огромными, громоздкими быками, спокойно глядевшими перед собою красивыми влажными глазами, он привлекал внимание всех; и редко кто, взглянув на эту сильную, полную жизненного сока группу, не восхищался ею.

Вокруг парнишки собралось несколько пожилых духоборов. Со спокойным, несколько наивным видом он им рассказывал что-то. Старички, глядя на него, улыбались.

— А вот и Л. А. идет, — сказал один из них, — вот этот самый и есть, — указывали ему старички.

Паренек двинулся вместе с быками ко мне.

— Здравствуй, Л. А.! — начал он.

Я поздоровался.

— Да вот... меня наши старички послали сюды, чтобы к тебе... Я из N... (назвал он какое-то село, теперь не припомню какое), с озера Доброго Духа.

Там живут елисаветпольцы, которых я совсем не знаю. Это очень далеко. Я спросил, что ему надо.

— Да, вот, в нашей селении хлеб выходить стал, так меня и послали, чтобы я хлеба привез, — потому как нам отказались возить соседи. Раньше соседи возили, а теперя перестали, — ну, вот, меня и послали. Ну, тольки у нас быки вот есть, — ткнул он кнутовищем в сторону быков, — а фургона нету, так говорят, чтобы я тебя беспременно нашел, чтобы ты фургон нам расстарался, — закончил он, глядя на меня серьезными простодушными глазами. Так он был хорош в своей твердой уверенности, что я должен непременно какими-то неизвестными путями „расстараться" фургон, что, несмотря на всю нескладицу, нельзя было не смеяться. Мне представилось, как теперь, там в селе, сидят пославшие его старички и поджидают хлеба, который привезет парнишка на „новом" блестящем фургоне с красными колесами.

Я попробовал было спросить его, откуда можно достать этот фургон. Может-быть, его односельчане работают где-нибудь, и я могу взять фургон в кредит под их работу?

Оказалось, что никаких рабочих нет. А вопросы мои привели малого в сильное смущение: он никак не ожидал их. Как ни жаль было его, но, конечно, никакого фургона я „расстараться" не мог. Получив отказ, бедняга страшно огорчился, растерялся как-то и с убитым видом погнал своих быков к стойлу. Очевидно, он никак не мог понять, почему ему не дали фургона, когда он им так необходим. Ведь не на чем хлеб возить!

На его счастье, как раз в это время в Йорктоне был какой-то квакер, приехавший посмотреть на духоборов. Он помог нескольким семьям и в разговоре со мной сказал, что у него есть еще немного денег, которые он хотел бы дать в помощь духоборам, и просил указать, что именно можно было бы сделать. Я рассказал ему эту историю, и квакер, посмеявшись душевной простоте парнишки и пославших его старичков, купил для них в ближайшем складе фургон.

Если бы вы видели, какое было лицо у парня, когда он запряг свою пару в этот новый лакированный зеленый фургон! Нагрузив его с верхом мешками с мукой, он торжественно уселся на высокие рессорные козлы и важно тронулся в далекий путь. Лицо его буквально сияло от восторга и заражало радостью всех собравшихся вокруг него.

Даже сам фургон, казалось, смеялся счастливым смехом, играя своим лаком в лучах заходящего солнца. При общих пожеланиях счастливого пути, быки медленно тронулись, фургон мягко покатился и, мелькая своими ярко-красными спицами, торжественно выехал из городка, увозя с собой самого счастливого человека, какого только мне когда-либо приходилось видеть.