Техника безопасности
Казалось бы, пожар, моей прямой вины нет, но сесть, как видите, мог вполне. Как могли посадить в случае производственной травмы, например, полученной любым работником на одной из опасных работ. А опасных работ на лесозаготовках и в цеху хватало. Несоблюдение многочисленных требований, невозможных в полном размере для исполнения, подвешивали любого начальника на крючке, за который его можно было подсечь и снять с работы. Или посадить. В случае чего.
По закону лесничий должен сам пройти аттестацию по технике безопасности, аттестовать мастеров на право проведения инструктажей рабочим, проверить у всех работников удостоверения, подтверждающие их право выполнять те или иные работы. Но этих самых удостоверений почти ни у кого не было!
Помню, как, сразу после моего приезда сюда, в Троицкое лесничество, мастер леса Юра предложил мне немного подхалтурить в выходной, заготовить дубовые дрова. Он сам взял бензопилу Урал, и мы втроём, вместе с лесником обхода Анатолием Ивановичем отправились в лес. Увидев, как Юра явно неумело пытался свалить первое сухостойное дерево, я предложил передать бензопилу мне. После первого же поваленного дерева Юра высказался:
- Ты чего молчал, что умеешь лес валить!
- Так ты не спрашивал, - ответил я ему.
Удостоверение вальщика леса мне выдали ещё в лесхоз-техникуме. Это было удостоверение всего лишь четвёртого, ученического разряда, разрешающего только раскряжёвку хлыстов под присмотром опытного наставника. Но в экспедиции, куда вскоре меня и ещё одного студента отправили на практику, только спросили, есть ли корочки, вручили бензопилу, которую я держал в руках второй раз в жизни, и отправили на работу.
В нашу задачу тогда входили отвод и назначение деревьев в рубку в псковских сосняках. Затем я должен был повалить по два дерева каждой ступени учётного диаметра, вплоть до самых толстых, обрубить сучья, раскряжевать на двухметровые образцы.
Валил в одиночку, без помощника, что допускалось только вальщику шестого разряда, на больших диаметрах только с применением гидроклина, которого за всю свою работу в лесном хозяйстве ни разу нигде не видел.
Приобрёл опыт и остался жив я благодаря тому, что умные люди в ящик с каждой бензопилой вкладывали инструкцию с подробным описанием техники безопасности. Только книжечка книжечкой, а шишки набивал серьёзные, и вечером, перечитывая инструкцию, искал, что же я всё-таки нарушил!
Свалить по два дерева диаметром на высоте груди в 8, затем 12, затем 16 сантиметров труда не составило. Более толстые деревья в первый раз падать не хотели, одно расщепилось, повиснув на сколе, как на подставке, оставшемся стоять на пне, на высоте в полтора метра. А все зависшие деревья, которые в густом лесу повисали через одно, тоже снимал без всяких положенных по технике безопасности лебёдок, в одиночку, в нарушении всех писанных и неписаных правил.
Помню, как на тонкой берёзе повисли шатром сразу три толстые сосны, потому что до этого двумя последними из них я пытался, в нарушение всяких разумных требований, от безысходности, заставить приземлиться первое зависшие дерево. Убрав подальше бензопилу, взял топор и стал рубить берёзку, рискуя в любой миг оказаться под этим завалом. Ударив первый раз топором, одновременно с громким треском я в несколько прыжков отскочил подальше, бросив на месте топор. Шатёр не шелохнулся.
Осмелев, стал подрубать стоящее дерево, каждый раз поглядывая вверх и ожидая, что начнётся движение нависавших надо мною стволов и крон. Наконец, что-то дрогнуло и я ощутил движение. Не поднимая головы, тут же бросился прочь
Упавшие деревья произвели такой шум и грохот, что из-за ближайшей сопки появились встревоженные головы двух других работников, которые производили замеры всего того, что я уже навалял на предыдущей делянке. Помахал им рукой для успокоения и продолжил работу.
Тогда, вечером, выясняя причины, по которым деревья упорно не хотели падать, обнаружил, что я нарушил правила подпила для больших диаметров. Вот так и учился валить, радуясь, когда бог миловал, отводя опасность, когда, например, тонкая, примерно в тонну весом, сосёнка, упав поперек небольшой ложбинки, «выстрелила» торцом в обратную сторону, пролетев в полуметре от моего лица, чуть не выбив из моих рук бензопилу. А если бы я не отошёл от падающего дерева по всем правилам? То-то и оно.
Кстати, на упомянутой выше дубовой делянке каски в этот раз ни у кого из нас на голове не было. А валить дуб без каски, как показала жизнь, сродни добровольному самоубийству. При движении дерева отламываются сухие хрупкие сучья и летят вниз, вдоль ствола, что твои копья. Только и спасает внимательность помощника вальщика, который сталкивает дерево самодельной валочной вилкой.
На всё Троицкое лесничество, исключая приезжую заготовительную бригаду, было удостоверение вальщика леса ещё только у одного лесника из пятнадцати, и у одного уже пожилого рабочего. Ни у кого из работников, трудившихся теперь в цеху, никаких удостоверений тоже не было. Где же взять столько человек с корочками, да в такой глуши? А ведь это сплошное нарушение требований правил техники безопасности, грозившее очень неприятными последствиями в случае чего.
Тесным образом соблюдение техники безопасности связано также с общей дисциплиной. У нас не завод, на проходной никто не отмечает, когда и кто вышел на работу. Это многих расхолаживает, по цепочке влияя на всю работу.
На Урале я привык к напряжённому ритму, который часто задавал даже не я, а сами лесники. Например, зимой, в период заготовки древесины, в отличие от прочих лесохозяйственных работ неплохо оплачивающейся, лесники выезжали на делянку в семь утра. С учётом накатанной зимней дороги, время на разогрев техники, сама работа начиналась в восемь часов. И заканчивали они её частенько после пяти вечера, не торопясь, сломя голову, домой, как это чаще всего повсеместно тут наблюдалось.
В Троицком лесничестве только контора открывалась и закрывалась в соответствие с режимом работы. Ну, ещё те, кто отсюда уезжал на работу, начинали появляться с восьми утра, выезжая в лес чаще всего около девяти.
Остальная часть работников, массово собираясь один раз в месяц на собрание, тянулись до двенадцати часов, обычно успевая перед этим побывать у кого-нибудь в гостях или в магазине, «поправить здоровье». Царили лепота и благоденствие!
Пришлось начать с закручивания гаек. Первым делом установил начало совещания с десяти утра, и предупредил о персональной ответственности каждого за опоздание. Похмыкали, поулыбались, да и заявились обычным порядком, почти каждый опоздал. Но я к этому был готов.
Начиная с 10.00 каждому вошедшему вручал три листа белоснежной бумаги и ручку.
- А почему тут три листа? – спрашивал каждый из опоздавших.
- А потому, что второй лист заполните при втором опоздании, а на третьем листе напишите заявление об увольнении по собственному желанию, или я на нём напишу распоряжение об увольнение за систематическое нарушение дисциплины!
Для большинства хватило одного объяснения. Совещания стали начинаться в десять часов.
В цеху изначально ввёл требование ежедневно убирать помещения в конце рабочего дня от обрезков и опилок, боясь, что какая-нибудь искра за ночь из тлеющей превратиться в пожар. Практически всегда это требование выполняли, потому и, наверное, цех при мне не горел.
Поработав несколько лет, уже в реорганизованном лесхозе, мы организовали массовое получение необходимых удостоверений. Состав работников сильно помолодел, многие уже владели бензопилой, но формально разрешить им работать на рубках ухода без документов было нельзя. Учитывая, что если отправлять в Тулу, в учебный центр по паре-тройке лесников или рабочих, то решение проблемы затянется надолго, а также то, что в двух других лесничествах картина с допусками была похожей, договорились и вызвали обучающих для проведения учёбы и квалификационного экзамена прямо в лесхоз.
За несколько дней все желающие обзавелись корочками вальщика, а один наш рабочий стал законным пилорамщиком. После этой экспресс-учёбы всех новеньких стало легко отправлять на курсы лесников, где они, как правило, получали ещё и удостоверение вальщика.
Свободное копирование
