Техникум. 1980-1983 годы - 2

Техникум. Первый год

Много воды утекло с той поры, когда мы впервые переступили порог главного здания Правдинского лесхоз-техникума. Немало деревьев было срублено, ещё больше высажено. Для не сведущих в лесном деле скажу, что рубится взрослого леса от трёхсот до шестисот деревьев с гектара, а сажается на каждом гектаре четыре тысячи маленьких сеянцев или саженцев, из числа которых, да ещё из самосевно наросших деревьев между рядами лесных культур, к взрослому возрасту опять только и останутся эти самые лучшие триста деревьев. Всё это я усвоил уже потом, работая на весенних посадках каждый год, набивая мозоли увесистым мечом Колесова, день за днём в горячую посадочную пору, вбивая этот меч в землю, проделывая отверстия для растения, а потом ещё раз вбивая его рядом с растением, чтобы прижать корни, удалить воздух из посадочной лунки, иначе растение не приживётся. И это, и многое другое будет потом, после окончания техникума, а пока мне, как и ещё около сотни студентов, поступивших на факультет лесного хозяйства в том году, только предстояло узнать, зазубрить, научиться всяким лесным премудростям.

Между прочим, до поступления в техникум я думал, что студентами бывают только поступившие в высшие учебные заведения, а в каком статусе окажусь я, в ту пору как-то заранее не задумался. Оказалось, что и мы тоже называемся студентами, тоже будем учиться на учебных парах, ну а то, что будем получать стипендию при удачном стечении обстоятельств, это я уже знал. А как многого я предварительно не мог узнать! Сейчас сижу и отделяю то, что знал от того, что узнал потом и делюсь этим с вами.

Техникум, где мне предстояло учиться ближайшие два с половиной года, был в сорока минутах езды от Москвы, на второй остановке после станции Пушкино. Весь путь вдоль дороги мелькали без разрывов дома и гаражи, часто отделявшие шумную железную дорогу от жилых домов. Здания мелькали сплошной стеной, приехавшему недавно было совсем не очевидно, где заканчивался один населённый пункт и начинался другой. Да и не важно это было тогда. Электрички ходили часто, а от нужной нам станции малолюдными закоулками минут за двадцать выходили к ставшему в короткое время родным зданию техникума и стоявшему чуть поодаль пятиэтажному кирпичному зданию общежития.

Не знал я в свои семнадцать лет, что установил себе одну из самых низших планок. И отношение к нам будет не самое лестное. Вот ребята, поступающие на механиков лесного хозяйства, это уже люди другого сорта! Им и стипендия положена на десять рублей больше, и отношение к ним лучше от некоторой части преподавателей. К тому же поступали в ряды «маслопупов», как их тогда называли, больше дети местных жителей. А ряды «короедов», как звали нас, пополняли большей частью приезжие, и не из самых благополучных районов, не из самых благополучных семей, что во многом предопределяло негативное отношение как к нам, так и между нами, в зависимости от того, на каком курсе кто уже учился. Зато мужской коллектив в общежитии был по пролетарски здоровым, любые попытки воровать, крысятничать, паскудничать вышибали сразу, старшие учили молодёжь, оторвавшуюся от мамкиных пирогов, проверенными в любом мужском коллективе методами.

Часть ребят приходили сюда в пятнадцать лет, учились на год дольше, потому и черпали «лиха» полной мерой. Я вместе со своими одногруппниками пришёл на базе десятилетки, потому мы были зачислены сразу на второй курс, и поэтому нас те, кто был нашего же возраста, но обучаясь тут с пятнадцати лет, будучи уже на третьем курсе, особенно «нежно» выделяли из остальных новичков. Преподаватели же нас наоборот, считали уже почти взрослыми, и с их стороны отношение было к нам лучше, чем к тем, кто к семнадцати годам тут усвоил все неписанные законы мужского студенческого коллектива. Немало училось на нашем факультете и девочек, отношения между которыми, по слухам, строились по тем же принципам.

Начался наш первый учебный год, как и у всех в то советское время, с работы на картошке. Для этого нам пришлось выехать на юго-восточный край Подмосковья и провести там первый месяц. Жили в летнем пионерлагере, в не отапливаемых домиках из плоского шифера. К концу сентября месяца это было уже не комильфо, выбирать из холодной грязи картошку, а потом возвращаться в неотапливаемые домики. Медичка, к которой обращались при массовой простуде, массово же всех отфутболивала, обвиняя в симуляции, в чём мне пришлось убедиться лично уже на втором году такой же жизни.

В чём нам повезло в тот первый месяц, так это с закреплённым за нами преподавателем, который по прибытии на место объявил:

- Все располагайтесь, обживайтесь, а вечером в моём отсеке общий сбор!

Помню, как-то так удивились, что это он там задумал? Но вечером вся группа, больше тридцати человек, набилась в его комнату. Это был такой же отсек, как и все остальные, на восемь человек с двухъярусными нарами по обеим сторонам и столом ближе к окну. Сидели, поглядывали друг на друга, мало ещё с кем успев познакомиться.

- Все собрались? – уточнил наш новый преподаватель, а затем предложил: Сейчас каждый из вас выходит на центр комнаты, представляется и рассказывает о себе всё, что захочет, вы можете после этого задавать интересующие вас вопросы!

Это было здорово! Когда бы ещё можно было узнать о каждом кто и откуда, а тут узнали сразу и обо всех! Как выяснилось позднее, нашу группу набирала под себя Инна Николаевна, жена директора техникума, потому почти треть группы состояла из школьных физоргов, либо вообще разрядников. Общим любимцем сразу стал Сергей Иванов, высокий краснощёкий парень, сын директора одного из подмосковных лесхозов, который объявил, что может играть на любом музыкальном инструменте. Это всех завело и посыпались вопросы с перечислением инструментов, которые пришли тогда на ум. И Сергей на всё отвечал утвердительно и с юмором.

Я никакими талантами не выделялся, быстро сказал, что хотел и сел, не вызвав ни у кого интереса к своей очкастой лохматой фигуре. А когда, немного позднее, категорически отказался «обмывать» успешное начало учёбы, вовсе вызвал в глазах многих парней, претендовавших на лидерство в группе, презрительное отношение.

В этом лагере жили и работали только студенты лесохозяйственного факультета, а механиков благоразумно увозили далеко от этих мест, в другой совхоз, что было обусловлено непростыми отношениями между двумя факультетами, о чём нам предстояло узнать позднее, когда после колхоза стали жить в общежитии. Моя колхозная жизнь прервалась чуть раньше срока после небольшого ЧП, о котором я напишу позднее.