Давно это было, даже для моих детей давно, тем более – для внуков. Тогда Петропавловск, на автовокзале которого мы с мамой заночевали, был ещё вполне советским городом.
Расстояния в Северном Казахстане большие, не чета густо расположенным населённым пунктам Тульской области. Поэтому поездка к бабушке в деревню, с одного конца области на другой была для меня, двенадцатилетнего пацана, волнительным событием. Это у мамы была забота, как по дороге, раз случилась такая возможность, для дома что-то купить, чего в деревне днём с огнём найти было нельзя. Вот и приходилось в те времена ночевать на вокзалах, чтобы время для поиска и покупки нужных вещей выкроить, а для меня такие поездки были в большей степени отдыхом и возможностью расширить свой кругозор. В деревне столько всего за год не узнаешь нового, сколько можно было узнать за одну такую поездку!
Народу на вокзале на ночь много оставалось, всякого разного. Помнится, на каменном полу в те годы никто не спал, как это случалось наблюдать позднее, в девяностые, а всё остальное с тех пор, наверное, мало изменилось. Для меня, мелкого, каждая поездка – приключение, момент, когда можно набраться впечатлений, которые потом мы в своих пацанских компаниях длинными летними вечерами рассказывали. Отчасти поэтому, а отчасти в силу возраста, я вертел головой по сторонам, чтобы увидеть всех, с кем судьба свела в такую ночь. Была и ещё одна причина. Серьёзная, даже очень серьёзная.
– Сынок, будь внимательнее, я могу недоглядеть, а в дороге люди разные, есть те, кто ворует, – говорила мне мама перед каждой нашей поездкой.
И я старался, старался глядеть во все свои "четыре глаза", - два своих, и два стеклянных, очками называются. Была у меня к тому времени уже сильная близорукость.
Не помню, в ту поездку или в другую, но однажды увидел я, как здоровенный мужик, стоя сзади мамы в очереди, запустил ей руку в карман пальто. Я, чуть не до слёз ощущая своё бессилие против этого здоровяка, хотел было окликнуть маму, но она уже повернула голову ко мне и чуть-чуть качнув головой из стороны в сторону, остановила. Потом она мне сказала:
– Валера, нельзя было шуметь. Я сразу почувствовала, что он в карман лезет, но он ещё и нож мне в спину упёр, а в кармане только кошелёк с мелочью был. В таком случае лучше здоровье и жизнь сохранить, чем о потерях думать.
Так что дальняя дорога, это не только приключения, но ещё и реальные опасности, с которыми можно столкнуться даже среди белого дня, а что уж говорить о ночёвке на автовокзале!
Я – бдил. Вернее, старался, очень старался не заснуть подольше, чтобы маме помочь охранять вещи. Украдкой оглядывал окружающих, пытаясь угадать, от кого из них и что можно ожидать. Особенно меня беспокоили цыгане, пёстрой, шумной компанией расположившиеся в центре зала, заняв сразу десятка три кресел. Взрослые цыганке и подростки сидели в креслах, а некоторые малыши заснули на узлах с вещами. Мужчин среди них не наблюдалось.
С цыганами к тому времени уже сталкивался не раз. Большой цыганский табор был на краю села Явленка, в котором жила моя бабушка Дуня. Когда меня оставляли у неё на лето, которое я в Явленке проводил вдвоём с двоюродным братом Вовкой, бабушка раз в неделю нам давала наказ:
– Сегодня цыгане в баню пойдут мимо нашего плетня, так вы сторожите, чтобы они ничего не украли.
В этот день не только мы с Вовкой, но и все, кто жил на пути цыган, пытались сторожить своё добро, но всё равно, если встретить цыган по пути, когда они домой возвращались, то почти все несли что-нибудь в руках, хотя в баню они шли только с маленькими узелками.
Ещё доводилось видеть цыган, когда они объезжали деревню за деревней и обходили каждый дом, то предлагая погадать, то что-нибудь купить, выдавая утиль за добротные вещи, то просто заходили попросить воды попить. В этом случае, если я дома был один, то мама строго-настрого приказывала закрываться и цыганам ни в коем случае не открывать. Именно поэтому я в ночь ночёвки на автовокзале решил для себя, что главную опасность представляют именно цыгане. С тем и уснул, умаявшись за день от дороги и беготни по магазинам.
Вдруг, часа через четыре, под утро, когда ещё в зале автовокзала было темно, в центре зала раздался задорный громкий звук, совсем не похожий на те, которые можно было услышать в течение дня не то что на автовокзале – такое и городе не услышишь! Звук повторялся, всё меньше и меньше оставалось спящих, а люди спросонья вертели головами и пытались понять, откуда несётся это громкое, так всех переполошившее:
– Ку-ка-ре-ку!
Продрав глаза, я вместе со всеми пытался понять, кто это нас разбудил и откуда несётся это беспрестанное, каждый раз нахально громкое:
– Ку-ка-ре-ку, ку-ка-ре-ку-у-у!
Так как поверх голов ничего видно не было, а мама не спала, то я пошёл ближе к тому месту, откуда раздавался звук и посреди того места, которое окружали цыгане, увидел…
Между двумя рядами, на куче цыганского барахла стояла большая стеклянная банка, на краю которой сидел маленький петушок и кричал своё кукареку. Сам он был крохотный, но ярко оперённый, а ещё у него был длинный, очень длинный хвост, несколько самых длинных перьев которого свисали по стенке банки, затем стелились по узлам с вещами, и даже немного касались пола. В тот момент, когда я увидел этого замечательного петушка, он заканчивал свой последний утренний призыв, затем немного повозился на краю банки, юркнул внутрь, ловко крутанулся там так, что весь его хвост обернулся вокруг него и успокоился.
Постояв в отдалении, я вернулся на своё место, возбуждённо запечатлевая в памяти невиданное в наших деревнях чудо – декоративного петушка. А цыгане в ту ночь, судя по тому, как спокойно расходились утром с вокзала по своим делам улыбающиеся люди, никого не обокрали.
Свободное копирование
