В июле на Орловско-Курской дуге завязалась кровопролитная битва, в результате которой сопротивление немцев было сломлено, и они начали откатываться к Днепру. Перешла в наступление и наша 49-я армия, которая освобождала южную часть Смоленской области и вошла в Белоруссию, продвинувшись к западу на двести пятьдесят километров. В конце сентября на рубеже Чаусы-Горки по реке Проня наше наступление было остановлено. Управление тыла следовало за войсками по маршруту Спас-Демянск, Рославль, Хиславичи, Мстиславль. Остановились в какой-то большой белорусской деревне, где нас и застала зима.
Жизнь продолжалась. Постепенно менялся и наш коллектив. Терапевтом стал работать Ковалевский - белорус, человек скромный, покладистый и услужливый.
Мушников ездил в отпуск в Ростов и привез оттуда свою жену Галину Федоровну, с которой у меня установились приятельские отношения. Я помню, с каким ужасом и слезами на глазах она говорила мне:
- Вы знаете, у Розы от моего мужа будет ребенок.
Сама же она очень боялась забеременеть, и когда это случилось уже после окончания войны (мы стояли тогда в Лигнице), она приняла все меры, чтобы от ребенка избавиться.
Когда положение Розы стало слишком заметно, ее отправили рожать в Москву, а вместо нее машинисткой отдела стала работать Галина Федоровна. Надо сказать, что она не была женщиной таких уж строгих правил. Как-то она даже предложила себя мне, на что я полушутя-полусерьезно ответил:
- Ну что вы, Галина Федоровна, как же после этого я буду Ивану Павловичу в глаза смотреть?
Я не могу утверждать, что она была в связи с Шаминым; но помню, как Мушников однажды приревновал ее к нему и ночью бил ее, а она все вскрикивала: "Ах, Ваня! Не надо, Ваня!" и после этого ходила разукрашенная синяками.