Дневник (1881-1893) - 20

1887 год[1]

9 марта

Познакомился в Петербурге с Гл[ебом] Ив[ановичем] {Глеб Иванович Успенский (1840—1902). См. воспоминания о нем В. Г. в т. XXIV наст. изд.}. Впечатление от личности замечательно хорошее, но сильно "усложненное" странным настроением, в котором он теперь находится. Это вообще "человек настроения". При замечательной талантливости ("гениальности" — как говорит об нем Щедрин) — ум его недостаточно дисциплинирован, а образование не широко. Поэтому он часто натыкается на отдельные истины, которые его поражают новизной (для него) и потому вдвигаются в его миросозерцание слишком резко, нарушая перспективу, и становятся на время как-бы центром его мысли. Теперь он увлечен европеизмом, находя, что у нас напрасно считали Европу в корень обуржуазившейся. Там дескать о "правде" и о народе и думают больше нашего и осуществляют лучше. Очевидно, в Европе он до сих пор не видел ничего подобного и теперь поражен открытием. Другая его идея теперь — это "газетность" нашей жизни. Газета и преимущественно газета Нотовича {"Новости".} является для него символом и квинтэссенцией всего канцеляризма, поверхностных писаний прожектов и лицемерных "бумажных" забот о народном благе. Эти две "идеи" теперь владеют Глебом Ивановичем всецело и ими он старается охватить чуть не всю жизнь. "Читайте Сюлли-Прюдома",— "это все делает газета, газета!.." Конечно, это односторонность и увлечение. Но зато она именно придает ту страстность, даже страсть, то горячее проникновение, с каким он и рисует данное явление, выслеживая своего врага во всех закоулках жизни. Вся система его воззрений шатка, противоречива, наконец,— неуловима. Но зато отдельные части в свое время всецело завладевавшие не только воображением писателя, но всей его душой,— согреты настоящим художественным проникновением (как "Власть земли" например). Впрочем теперь он сильно исстрадался и устал.— "Вы счастливы,— говорил он мне,— ссылка позволила вам сохранить совесть. А мы, пережившие здесь эти подлые годы,— виновны уже тем, что пережили их, что остались живы и носим в душе подлое воспоминание. Это такое пятно, которого не вытравишь ничем." Нужно было слышать с какой глубокой искренностью, как просто это было сказано,— чтобы глубоко полюбить этого человека.