Я получил приглашение участвовать в международном конкурсе. Было названо несколько произведений Ф.М. Достоевского. Участник должен был выбрать одно из них, выполнить восемь иллюстраций и предложить жюри. Я остановился на повести «Кроткая». Иллюстрации выполнил в технике офорта. Выиграл конкурс. Через год или около того в Дрезденском издательстве «Veb Verlag der Kunst» была издана книга «Die Sanfte» («Кроткая») с моими офортами. Издание коллекционное, для библиофилов, подписное, в количестве ста двадцати экземпляров. Чтобы гравировальные доски выдержали тираж, они были в гальванических ваннах напылены тонким слоем серебра. Тираж был отпечатан без проблем.
Проблемы возникли потом, возможные только и исключительно в государстве тоталитарном, несвободном, нелепые, абсурдные, недоступные пониманию нормального разума.
На запросы оргкомитета конкурса, почему задерживается мой приезд в Дрезден для подписания тиража офортов, следовали ответы: «Заборов болен и не может приехать»; еще через месяц: «Может ли приехать кто-либо другой подписать “офшорты”, может ли Заборов приехать с компаньоном (короче, под конвоем)?». Только после обращения председателя жюри Вернера Клемке к высоким властям режима я получил визу на выезд. И куда? В ГДР, марионеточное государство с клеймом «Сделано в СССР», равно тоталитарное.
Мне кажется, что именно тогда слово «эмиграция» впервые легким сквознячком коснулось моего сознания.
И вот я за пределами страны, «где так вольно дышит человек», адын, савсэм адын, савсэмадын, савсэмадын, савсэмады-ы-ы-н. Вспомнился почему-то глупый, но смешной анекдот.
На вокзале в Берлине меня встретила молодая девушка, переводчица и сопровождающая. Когда я приехал в Дрезден, мне намекнули, что она, возможно, сотрудница Stasi. Вот уж на что мне было наплевать. Тем более моя Гретхен была даже очень ничего, а я — в эйфории.
Реплика из будущего.
Мне позвонил Сильвестр Верже, простодушный, эксцентричный и хороший человек. К этому времени я уже девять лет жил во Франции.
— Écoute Boris, j’ai acheté quelques dizaines des blocs du rideau de fer .
Я молчу.
— Eh bien, c’est mur de Berlin effondré.
Я продолжаю молчать. Сильвестр сумасшедший, это мне в нем нравится.
— Je veux proposer aux différents artistes dans le monde de dessiner quelque chose sur les blocs qui sont pertinents pour l’histoire. Un bloc est pour toi. Tu es d’accord?
— Сильвестр, tu ne peux pas imaginer avec quelle joie, — ответил я.
Так в садике моей мастерской появилась бетонная глыба весом килограммов в двести той самой Берлинской стены. Рабочие установили ее на козлах для работы.