В столицу приехали ночью. На Проспекте Мира нас высадили неподалеку от гостиницы, напротив ВДНХ. Я позвонил. Долго не открывали. Затем где-то в глубине холла зажегся свет, и перед нами предстал заспанный, но одетый по форме, с галунами на брюках, и форменной фуражке, недовольный швейцар.
— Местов нет, — сказал он, но дверь открыл. Это был обнадеживающий знак.
— Ехали двое суток в автобусе. Очень устали, — начал было я с чувством.
— А мне-то что с того, — перебил он. — Вы что, женаты?
— Нет еще, сказал я.
— Так вам еще отдельные номера?
— Да нет же, один, — поспешил я утешить лампасного швейцара.
Он скроил кислую морду.
Расстегнув молнию своей пузатой сумки, я показал ему яблоки, великолепную антоновку, купленную по дороге где-то под Курском.
— Это вам подарок, — сказал я.
Он впустил нас и повел куда-то вдаль по длинному коридору, открыл дверь в номер. В комнате стояло шесть или десять стандартных коек.
— Вот здесь ночуйте. Никто сюда не поселится.
Мы закрылись и остались одни в казарменном номере, где предстояло провести нашу первую ночь. Так было нами решено.
Когда утром следующего дня я пришел в сознание, то увидел над собой пристально смотрящие на меня глаза. Увидел то, что выше разумения и чувств, что не имеет определяющего слова. Есть, правда, одно, но по сути все равно суррогат — «предчувствие». Так вот, если им воспользоваться, произвольно усилив, то я препредчувствовал, что встретил свою судьбу, нашел самого себя. Я смотрел в эти глаза, ставшие дорогими, и уже знал, что разлучить нас сможет только «одна ночь, которая ожидает всех».
Если бы еще несколько месяцев назад какой-либо прорицатель сказал, что я оставлю Академию и Ленинград по своей воле и приложу для этого невероятные усилия, я решил бы, что он шарлатан. Но произошло именно так. Ира училась в Москве. И я уже догадывался о коварстве времени. Только встретив, я не хотел ее терять.
Париж.
2013—2014