Время практики подходило к концу. Ира оставалась в Алупке еще на месяц, до начала учебы в Московском университете. Чтобы прожить этот месяц в Алупке, денег у меня не было. И день расставания пришел. Как приходят все дни…
Со своим товарищем Жорой Туфанцевым добрались автобусом до Симферополя. Вечером того же дня должны были разъехаться по домам. Он — в Ленинград, я — в Минск. Смирение перед преградами, которые выстраивает жизнь, давалось мне всегда тяжело. До вечерних поездов оставалось много времени, и я предложил Жоре попытаться найти в Симферополе книжное издательство. Он посмотрел на меня с недоумением. Я напомнил ему, что наш общий приятель Женя Бачурин, который учился с нами до исключения из Академии, родом из Симферополя и что его отчим, как он рассказывал, руководит симферопольским издательством детской литературы.
— Ну и что из того? — спросил Жора. — Допустим, что мы найдем это издательство. Нам повезет, и отчим Бачурина окажется на работе. Что ты скажешь ему?
— Скажу все, как есть. Что в его руках моя судьба! — патетически и страстно воскликнул я.
Жора был преданным другом. К тому же в тот момент жизни он тяжело переживал влюбленность в чешскую студентку Власту. Мое состояние он понимал. Мы разыскали издательство, и отчим Жени Бачурина оказался на месте. Он выслушал мою вдохновенную исповедь. Порывшись в завалах на своем столе, сказал:
— Вот у меня горящая рукопись, книгу надо сдать в производство к сентябрю. Необходимо сделать обложку, титульный лист и не менее восьми полосных иллюстраций. Возьметесь?
Я ответил за двоих. На титульном листе рукописи было указано, — с тех пор прошло шестьдесят лет, я помню: Платон Воронько. «Сказ о Чугайстере».
— Вам, конечно, нужны деньги, — утвердительно произнес отчим Жени Бачурина и выдал тут же нам, ошалевшим, аванс.
Мы возвращались в Ялту тем же автобусом и читали написанную в стихах поэму, передавая друг другу страницы. Это была пропагандистская чушь о народном герое-мстителе, казаке Чугайстере. Да разве это имело какое-либо значение!
Свободное копирование
