1941_12_8

Были вчера на ёлке у Давыдова. Сказочное изобилие. Хлебных лепешечек сколько угодно. Тех самых, которых не хватает для умирающего от голода населения. Как раз вчера я пережила момент, близкий к исступлению. Стоят люди в очереди на холоду и ждут возможности купить лепешечки. А купить их можно, только пройдя через комнату, в которой обитает управское начальство. И вот доктор Коровин, развязно, на всю столовую, кричит в кухню: «Прекратите уже этот балаган, нечего им здесь шляться!». И продажу лепешечек прекратили. И никто, ни один человек из этой умирающей от голода толпы не посмел заявить протеста. Не посмела и я. Могут лишить талончика на обед. Сказать по правде, вид этих лепешечек на столе у Давыдова испортил мне всё настроение. Были еще котлеты из конины в совершенно невероятном количестве. Водка, чай с сахаром и прочее в том же роде. Я почти ничего не могла есть. Вот противно стало — и всё. Коля, слава Богу, ел в свое удовольствие, и я радовалась. Водки выпила, не утерпела. Утешение было только в ёлочке. Такая она была мирная и прекрасная со своими свечечками, и так не хотелось ни о чем помнить, кроме нее.

В гостях был городской голова со своей женой. Он — доцент Молочного института. Жена его очень милая. Было еще какое-то начальство. Они знают всех немцев, стоящих в городе, имеют с ними связи и этой связью пользуются. А населению они, конечно, не помогают нисколько. Хорошо, что хоть сами не грабят этого населения. То есть, конечно, подворовывают, но умеренно. Мы живем совершенно отрезанными от всего этого мира. Знаем только то население, которое обворовывают, а не то, которое обворовывает. Шли домой по пустому городу. Нас провожал Давыдов, имеющий пропуск для хождения ночью. В первый раз за всю зиму мы увидели звезды и ночное небо. С наступлением темноты все должны сидеть по домам и окна должны быть завешены, все равно, есть в комнате свет или нет.

Сегодня мы никуда не выходили, но зато было много визитеров. Немцев в такие дни тянет к семье, к уюту. Вот наши фронтовики и приходили к нам, празднично выбритые, начищенные. Приходят, показывают фотографии своих семей, вздыхают и покорно идут обратно в окопы. Был и неприятный визит. Русский. Упоенный своим вчерашним пребыванием на офицерской ёлке, тактично рассказывал нам, голодным, что он ел и пил на этой ёлке. Как милостивы к нему были немецкие офицеры. Еле сдержалась, чтобы его не выгнать. Все-таки, кое-какие кислые слова ему достались. Какая шпана! Говоря о немцах, он говорит «мы», а ведь этот прохвост при первом же признаке немецкой слабости продаст их даже не за пачку папирос, а за солдатский окурок. Нет, как бы мы ни ненавидели большевиков и как бы мы ни ждали немцев, мы никогда не скажем про себя и про них «мы». Сегодня — роскошное рождественское пиршество: на первое суп из СД-шных корочек с капелькой маргарина, что принес Ваня-Дураня. На второе — лепешки из картофельной шелухи, в которых было не меньше трети муки. Потом чай и по три солдатских коричневых лепешечки. Постановлено единогласно, что мои печенья из желудей были вкуснее. Эти тоже, по-видимому, из желудей и на сахарине. Это рождественские подарки для солдат, которые им прислал богатый Третий Райх. Чудно!