Фотография

Нет у меня фамилии фотографа, который сделал этот снимок в начале 60-х! Мастер, талант! Как ухватил в одном кадре всё – и жизненную усталость, и тяжкий труд, и нет радости во взгляде, а брезентовая роба как футляр для человека, у которого, скорее всего, добрейшая душа…

І.
На этой старой и очень честной фотографии, сделанной для заводской Доски почёта – мой отец. Годовщина сегодня. А тогда ведь ему было под пятьдесят; жизнь далеко не праздная наложила отпечаток, и не хочешь, а состаришься раньше времени!
Его биография – история нашей с вами страны, со всеми её, как говорится, тяготами и лишениями.

ІІ.
В моём или вашем детстве обязательно имело место первое потрясение. Не могло не быть, страна такая. Кто-то разбил нос на горке. Другому удалось просунуть голову между прутьев ограды, а вытащить никак. 
У отца оно выглядело так… Разбудили взрослые с револьверами и, вместе с сестрой и братом, бабушкой, отцом и мамой, выгнали из дома. Это было в 1932 году, по «указу 7-8», о трёх колосках. За то, что держали пять наёмных работников, коней, коров. Жили в двухэтажном доме с садом-огородом и видом на древнюю реку.

Выслали на север, на реку Свирь, где строилась ГЭС – «с поражением в правах». Так они там и остались – в Свирьлаге, ярко описанном Иваном Солоневичем в 30-е годы прошлого века: «… жить было практически невозможно: болота, топь, страшный гнус…» 
Моей тётке - Лидии Михайловне, было два годика; она там переболела всеми возможными болезнями и мучилась до смерти.

ІІІ.

В 15 лет остался Алексей Михайлович без отца – расстреляли Михаила Ильича за «дискредитацию стахановского движения, клевету на Соввласть». Семью снова выселили, пришлось искать новое место для жизни. Война.
С первых дней папа на фронте – сначала «быстрые» курсы младших командиров, первые блокадные месяцы, голод; потом Пулково, гаубичный полк на пути немцев к Ленинграду. Потом новгородские болота, окружение 2-ой армии, вышли! И так до 1943-его, до Синявино, до прорыва ленинградской блокады. Любимой его песней до конца жизни оставалась

«Выпьем за тех, кто неделями долгими
Мёрзнул в сырых блиндажах,
Бился на Ладоге, бился на Волхове.
Не отступал ни на шаг.

Выпьем за тех, кто командовал ротами,
Кто умирал на снегу,
Кто в Ленинград пробирался болотами,
Горло ломая врагу!»

IV.
«За оборону Ленинграда» получил, а чуть позже – «За отвагу» и орден Славы. В Восточной Пруссии был ранен.

Вернувшись в октябре 1945 года домой, застал разруху, голод-холод, и пошёл на завод, возвратившийся из эвакуации, сварщиком. Женился только в 27 – оказывается, всю войну были где-то рядом, но не вместе! Жена оказалась настырной и заставила уже в конце 50-х окончить ШРМ, школу рабочей молодёжи. О его судьбе и судьбе родных она знала, но так и молчала; о 32-ом и 37-ом я узнал сам, полез в архив КГБ.
Жизнь налаживалась – отец получил от завода квартиру с балконом и ванной, дали участок шесть соток под огород. Моя бабушка стала получать 23 рубля за реабилитированного мужа, была бодрой; мы частенько собирались большой семьёй, к тому же брат отца вернулся из Германии, попав под хрущёвское сокращение армии. 
Зачем армия, когда такая благодать кругом?

IV.
Мои университеты его не очень интересовали – дел был невпроворот, младший родился, завод строился. Но на Ладогу вырывались, там домина и баня на берегу у дядьки, баркас, сети, рыбы валом.
А потом я ушёл в армию, писал письма, мама отвечала, передавала приветы. 
Так вот и получилось, что ничего я об отце и его прошлом не знал, пока сам не задал вопрос: «Да как же так, что я живу и ничего не знаю о своём деде? Бабушкиной истории?
Куда все подевались?»
Начал с бабушки, но как-то всё бегом, будто опаздывал. А она выслушает вопрос, разгладит лицо, будто что-то вспоминая, да и скажет: «На-ко, Саня, пятёрочку, всяко пригодится!» Прижмёт, поцелует в ухо. "Иди!"
Вот и весь разговор.

* * * 
Только теперь я понял, что ведь это они меня оберегали – на всякий случай! Мой партбилет, мою должность – мало ли, узнают, сообщат куда следует, а там сделают какие-надо выводы. Страх пеленой висел все эти годы, и ничего с этим страхом нельзя было поделать.

Давно уже нет отца, но всегда буду помнить о нём. А фотография эта – очень важная для меня. Будто напутствует он колючим взглядом – смотри, мол, живи, но берегись. В этой стране не знаешь точно, когда гром грянет и откуда.

Так и живём.