Насильственное выселение из Москвы - эвакуация - 1

Милиционер вручил маме какую-то бумагу и сказал, что завтра с утра к нам во двор придет грузовая машина и вместе с нами заберёт ещё несколько семей подлежащих эвакуации. По этой бумаге-ордеру мы найдём свой эшелон на Казанском вокзале, а остальное всё решит начальник эшелона. А Зинка с Юлькой, это бабкины дочь и внучка , очень хорошие люди, в отличии от её ростовской дочери, Глафиры.

Действительно, на следующий день, рано утром к дому подъехала полуторка, забрала три собравшиеся семьи и мы отправились на Казанский вокзал. Нас провожала Зина, Юлька осталась дома, для неё не было места. Подвезли нас к какой-то товарной платформе, где стоял наш эшелон. Эшелон состоял из «теплушек», двухосных товарных вагонов, оборудованных на обе стороны 3-х ярусными сплошными нарами. В центре «теплушки» стояла чугунная «буржуйка», а у стенки, противоположной входной двери, ящик с каменным углем и чурками дров. Мы приехали в числе первых и смогли устроиться на нижних нарах у стенки. Погрузка продолжалась до второй половины дня. Когда будет отправлен наш эшелон и куда нас повезут, никто не знал. Такая система информации была до самого пункта назначения. Как сказал, ехавший с нами дед, умудрённый опытом ещё гражданской война:
          - Не кручиньтесь милыя, дале Расеи не увезут!                
 Но это философское замечание, как-то не очень успокоило переживающих женщин. Всё-таки кто-то нашёл начальника эшелона. Им оказалась женщина средних лет, видимо из партработников и объяснила, что везут нас в Башкирию, маршрут до Уфы. Погода была самая осенняя, с моросящими дождями и мокрым снегом. Огонь в «буржуйке приходилось поддерживать, практически постоянно, на улице было уже холодно. Наконец мы почувствовали, как к нашему эшелону подали паровоз. На улице начало уже темнеть, в теплушке зажгли свечу в стеклянном вагонном фонаре. Паровоз засвистел, несколько раз дернул состав, и мы медленно тронулись с места и поехали в тёмную и промозглую неизвестность. В вагоне было душно, воздух спёртый, со всех концов этого «Ноева ковчега» на колёсах, доносились стоны, храп, вопли маленьких детей и перебранка, не могущих никак угомониться обозлённых на весь мир людей. На каких-то станциях, мы подолгу стояли, казалось, что ночь никогда не кончится. Представьте себе, что на полу, а нары от него ничем не отличались, лежат люди уложенные, как сельди в консервной банке, вплотную, один возле другого. Ноги согнуть нельзя, нет места, чтобы повернуться на другой бок, нужно приложить немалые усилия. И все эти действия сопровождаются постоянным выражением неудовольствия. А если, вдруг, кому-то приспичило в туалет, то это было, буквально, наказанием Господнем. Дело в том, что всё пространство между левой и правой «спальными половинами», тоже было занято беженцами, как мы теперь назывались в официальных отчетных документах, сидящими не чемоданах и тюках вокруг вагонной печки. И всё это свалилось на людей сразу, безо всякой подготовки к таким диким условиям. Везли нас по совершенно непонятному графику. Перегоны между остановками были неравномерные, остановки неизвестные по времени. А людям надо было отправлять естественные надобности, принимать пищу, бегать на остановках за кипятком, в неизвестном направлении и всё это при полном отсутствии информации о продолжительности стоянок. Так, наверное, возили людей только в концлагеря. И эта пытка продолжалась более 2-х суток.