Начало войны. Нелёгкий путь домой, в Москву - 2

На следующий день, а это было уже, пожалуй, 26 или 27 июня, обговорили все подробности нашего «драпа» на Вязьму. Отправка из Мухина была намечена на второй день после получения известия о войне, а я почему-то должен был пойти в Комаровку и привести оттуда мою землячку и попутчицу. Деревня эта находилась в самой гуще леса, километрах в 2-х от Мухина, дорога шла туда через Берёзовое болото и дальше через тот самый дремучий елово-берёзовый лес, весь поросший сфагнумом и папоротником по пояс. Ширина дороги 2,5 метра, а по бокам две стены этой лесной крепи. Не помню почему, но отправился я туда часов в пять вечера, ещё было светло и солнце стояло высоко. Нашёл я избу этой девчонки, благо, что деревенька была не больше Мухина. А её родственники ещё и не думали её собирать, ссылаясь на то, что вроде бы договаривались на завтра на утро. Я передал, что велено привести её обязательно сегодня, потому что, отправка в путь ранним утром, чуть ли не до свету. Дорога длинная и почти не известная. Начались сборы, в основном беспокоились о еде. Сколько пробудем в дороге до Москвы, только Богу было известно.
 Проканителились аж до захода солнца. Девочку звали Райкой, чёрненькая, шустрая, на два года старше меня. Всё надо мной подшучивала, не боюсь ли я идти ночью. Наконец собрались. Вышли из избы, смотрю, небо уже чёрное, всё в звёздах и луна, но низко, над самым лесом. Вышли из деревни, нашли свою дорогу, пошли неспешно. Когда вошли в лес, как в сажу провалились, темень, хоть глаз коли. Глаза быстро привыкли, дорогу видим, песок светлый, а по краям две чёрные стены, почти до неба. Луны из-за стены леса конечно не видно. Идём этим кромешным лесным туннелем, в котором я сто раз был, хаживая за грибами, а сейчас ничего не узнаю, как будто в чужой лес попал, всё по-другому видится. В лесу, как назло гробовая тишина, я отчётливо слышу только наши мягкие шаги по песку и собственное дыхание. Чувствую, моя спутница примолкла, взяла меня за руку и плечом прижимается ко мне. Я спрашиваю:
          - Ты чего, боишься что ли? Чего тогда храбрую из себя в деревне строила?
 Моя тирада отдалась на лесной дороге многократным, но не очень громким эхом. Но этого было достаточно, чтобы моя спина покрылась мурашками, а ладони рук сделались влажными. Я не увидел, а почувствовал, как Райка повернула голову в мою сторону, и, не отрываясь, смотрит на меня. Мне, вдруг стало стыдно и досадно, что девчонка может уличить меня в трусости. Тогда я собрал остатки своего, пошедшего на убыль, мужества, и нарочито громко спросил:
          - Ты петь умеешь? Песни какие-нибудь знаешь?
          - Не знаю, не пробовала. 
          - Тогда подпевай мне!
 И я запел на весь лес. В 7-8-летнем возрасте я совсем неплохо пел, не стеснялся публики и заливался ещё громче, если замечал поощрительные улыбки и возгласы. Но в деревне я этим не занимался и поэтому не знал, что из этого получится. Пел я весь матушкин репертуар, исполнявшейся ею по просьбе деда, когда приходили гости: «Хазбулат удалой, бедна сакля твоя…»; « При лужке, лужке, лужке, конь гулял на воле…»; « Мой костёр в тумане светит…»; « Буйное море, священный Байкал…» и т.д. и т.п. Я с раннего детства знал, что лучший способ выбить из себя животный страх, это петь во всю глотку. Был период в моей детской жизни, когда я оставался в квартире один до позднего вечера, и вот в это время я нашёл способ изгонять из себя страх. И сейчас, в ночном лесу, чтобы не ударить в грязь лицом перед девчонкой, я рвал свои голосовые связки без всякой жалости. Наверное, постороннему слуху это напомнило бы орущего человека, с которого с живого сдирают кожу. Райка тоже включилась в этот процесс, надеясь, видимо, на то, что от таких воплей разбежится вся нечистая сила, всегда готовая причинить вред запоздалому путнику. Вдруг, я почувствовал на своём, вспотевшем от оранья, лице лёгкое движение прохладного воздуха. Это могло означать только одно, мы подходили к открытому месту, лес кончался. И действительно, через некоторое время мы увидели впереди просвет и, освящённый лунным светом луг Берёзового болота. Лес кончился, до поворота на деревню оставалось не больше полукилометра. Мы перестали заниматься вокалом и, ободренные освещённым луной открытым пространством, веселее зашагали в сторону деревни.
 А в моей семье уже начался переполох, на дворе ночь, а меня нет. Когда мы с Райкой подошли к нашей избе, почти все были на улице и вместе с соседями обсуждали наше длительное отсутствие. Увидев нас, все обрадовались и начались бесконечные расспросы о нашей непредвиденной задержке. Покормили нас с Райкой ещё в Комаровке и поэтому, удовлетворив любопытство всех присутствующих, мы отправились спать, поскольку отъезд намечен был ранний.