12 января
Тихон с Фомой уехали в Посад. Очень отрадно было повидаться, но беда в том, что он должен в Москве лечить зубы - все время, две недели; Катя же по болезни не может приехать в Москву. Да она, очевидно, боится и беспорядков, которые могут захватить ее неспособною к движению. Этот ее "прострел" такая скверная болезнь, что она иногда не может повернуться с боку на бок на кровати. Заклеиваю ее письмо... {Письма в тексте дневника не обнаружено.}
Какое мерзкое время переживает Россия! Оставляя всякие преувеличения, - едва ли кто поручится, чтобы какая бы то ни было смута, была невозможна в любой день. Народ вообще находится в последней степени нервности и отчаяния в чем-либо хорошем. О победе пишут в газетах, но в нее, право, никто не верит. К Правительству нет ни искры доверия, не говоря уже об уважении. Наконец не верят и друг в друга, каждый считая всех других мошенниками. Конечно, масса людей загребают деньги, но вряд ли многие доверяют прочности своих приобретений. Крайне гнусное время.
На фронте все скверно. Даже на речке Аа немцы оттеснили наших на 2-3 версты. Как бы и эта наша эфемерная победа не была ликвидирована. Вялости и бессистемности наших действий не могу понять. Какая "темная сила" держит нас в бездействии и дает немцам время усиливаться и нападать?
Брусилов говорил какому-то корреспонденту: "Я не пророк, но могу сказать, что в 1917 г. мы победим немцев"... Откуда такая зрящая болтовня у генерала, без сомнения, умного? Для чего они врут? Ведь все равно никто не верит, да и как можно верить, когда доказано фактами, что наша армия неспособна побеждать немцев. И разве можно победить жалкими разрозненными ударами, каждый раз давая немцам возможность концентрировать свои силы? Командование никуда не годится. Какая же может быть победа?
Позднейшая приписка {В дневнике между страницами с записью от 12 января помещен лист с текстом на двух страницах, написанном уже после отречения Николая II.}
Это бессилие армии все время объясняли "темной силой", т. е. прямо изменой. Так, говорили, что план наступления в Румынии, подобно другим таким случаям, был выдан немцам. Слухи народные обвиняли в таких действиях Императрицу. Это настолько невероятно, что я не верил в непосредственное ее участие в таких делах. Впоследствии, уже после переворота, ["]Время["] сообщало слух, что каким-то офицерам стало документально известно, что в среде лиц, окружающих Императрицу, велись переговоры с Берлином об отступлении наших войск от Риги. Эти офицеры сообщили документы Родзянке, который, не сообщая Госуд[арственной] думе, сообщил Императору. В ответ на это воспоследовал Указ о роспуске Думы. С этого и началась история восстания.
["]Время["] оговаривается впрочем, что это лишь слухи. Однако - казалось бы, можно было теперь узнать наверное от депутатов.
Конечно, - при таких условиях, - если это правда - командование не может быть обвиняемо. Императрицу обвиняют и в худшем, но, конечно, немыслимо было разобраться. Если она была бессознательно в руках немцев, то и этого Император не должен был допускать, ибо результат одинаков.
[...]
Свободное копирование
