Через день я стала требовать вызова к следователю. Он был холодно вежлив, объявил:
— Вы изменник Родины.
Как он может говорить мне эти дикие слова? Зачем бы я стала изменять моей Родине?
В памяти встает разговор с мужем накануне его отъезда в командировку.
— Заренька, ты мне изменять не будешь?
— Тебе изменять? Зачем бы я стал это делать? Он меня любил, считал, что лучше меня на свете нет и быть не может... «Зачем бы я стал тебе изменять?»
Разговор со следователем кончается быстро. Он считает, что я «не в себе».
Встречи со следователем были и позже; вопросы его были поразительно нелепы. Я пожимала плечами, язык прилипал к гортани.
Вспоминала слова Лессинга: «В некоторых случаях, если человек не сходит с ума, значит, ему просто не с чего сойти». Начинала беседы сама с собой. Конечно, молча.
«Ну вот, говорили тебе, что ты талантливая, умная, а ты не сходишь с ума. Значит, тебе просто не с чего сойти...»
А как спасителен в такие моменты хоть какой-то юмор.
Непонимание, но все же уважение вызывала Бетти Глан. Нас ежедневно выводили на сорок минут на прогулку. И вдруг Бетти заявила:
— Нас водят гулять на три минуты меньше. Я это утверждаю и добьюсь через начальника тюрьмы точности.
Мое здоровье еще будет нужно. Я не могу жертвовать положенным мне свежим воздухом. !
Не знаю уж, как она могла настаивать на утечке этих трех минут: заключенные «часов не наблюдают». Не положено тут иметь часы.
Бетти, удивлявшей Москву двадцатых годов организацией первого Парка культуры и отдыха, сейчас некуда было девать свою энергию. Но все же она кое-чего добилась. Нам дали другого «прогульщика», который являлся за нами с часами в руках, и Бетти как староста камеры с педантичной точностью за ним следила.
Понять, что со мной происходит, я, конечно, не могла. Значит, надо было куда-то уйти от самой себя, от навязчивых и бесплодных мыслей, переключиться.