Если довоенное мое существование оставило в памяти только общие впечатления от полученных удовольствий или неприятных моментов, то все военные годы я проживала вполне осознанно, с каждым днем набираясь новыми знаниями. То есть, росла, росла стремительно, как обычно растут дети в неблагополучные периоды. Жизнь по-прежнему подсовывала кроссворды, не по возрасту трудные. Она была замешана на тайнах, загадках из мира взрослых, куда раньше времени занесло детей. Абстрактные понятия познавались на практике, но иногда так и оставались без всяких объяснений и потом долго терзали воображение.
На нашей улице, через дорогу, жили советские пленные – прямо на свежем морозном воздухе, за загородкой, где когда-то держали колхозный скот.. Скорей всего, то была свиноферма – ряд отгороженных друг от друга загончиков с кормушками. От улицы их отделяла колючая проволока в несколько рядов. Пленные были плохо одеты, многие без шапок, в прохудившихся сапогах. Они все время двигались, чтобы не замерзнуть, и терли руками уши. Пожилые грелись по очереди, передавая друг другу шапку-ушанку, а те, что помоложе, танцевали на месте, толкались, боролись... Но часовой казался еще несчастнее, хотя был в полном зимнем обмундировании. Он прятал нос в воротник, стучал ногой об ногу и кружил по центру как заводной.
Сельские бабы, жалея пленных, давали ребятишкам хлеб или вареную картошку, а те бросали через проволоку еду полуголодным «нашим». Почему-то часовые детей не гоняли, а взрослых близко не подпускали. Мы целыми днями, не чувствуя мороза, толклись возле « загона», не просто глазея на бедных военнопленных, но и заводя с ними разговоры.
– Дядя, – кричал кто-нибудь, – тебя как зовут?
– Никита, а тебя как, сынок?
– Леха! А ты папку моего на войне видел?
– А как же! Жив-здоров, воюет!
И счастливый пацан срывался бежать домой с радостным известием.
Высмотрев самого тихого и больного на вид солдата, я прибегала домой с одной и той же просьбой:
– Мамочка, там дядя такой худой, он скоро умрет от голода, дай что-нибудь!
Мама растерянно оглядывалась на тетю Марусю. Ничего своего в этом доме у нас не было. Мама, конечно, трудилась наравне с Марусей, но разве она могла сполна расплатиться за все?
– Та хиба ж усих нагодуешь? – вздыхала Маруся каждый раз, разводя руками, но все равно что-то находила...
– Дай им, Божечка, здоровья... Може, и наш Петро десь отак бидкаеться.
Свободное копирование
