Лондон, Кембридж, Оксфорд - 8

   Из Кембриджа мы должны были, не теряя времени, ехать в Оксфорд для  такой же церемонии. В Оксфорде мы должны были принять приглашение ректора сэра Одлинг. Жена его, уже немолодая женщина, как будто сошла с иллюстраций романов Диккенса. Он сам очень веселый, бодрый человек. Всего в нескольких часах езды от Лондона они поразительно сохранили патриархальность провинции в своем облике, костюме, доме и обычаях. У них было два сына подростка. Мистрисс Одлинг показала нам весь свой дом, который был устроен в чисто английском стиле и вкусе. Детская, как всегда у англичан, помещалась наверху, самая светлая комната в доме. Там детский рай, детей не стесняли излишней муштрой, но когда они появлялись в общество взрослых, от них требовали соблюдения приличий и вежливости. Кругом лома садик, и конечно, тоже в английском стиле. Благодаря присутствию детей было у них в семье что-то живое, веселое.

   В Оксфорде в общем повторилось то же, что и в Кембридже, только с новыми действующими лицами. Здание, где происходило торжество, было готической архитектуры. Зал круглый, высокий в два света, в роде храма или театрального зала. Места для публики устроены амфитеатром. Мы с мистрисс Одлинг сидели довольно высоко, и нам прекрасно была видна вся картина. Мистрисс Одлинг старалась меня предупредить, чтобы я не смущалась, если студенты будут что-нибудь кричать по адресу Дмитрия Ивановича; я ее успокоила, что познакомилась уже с этим обычаем в Кембридже, где  для Дмитрия Ивановича сошло все благополучно. Зал был очень красив, орган играл торжественные мелодии, студенты с хоров выкрикивали шутки.

   Началось торжество, как и в Кембридже: президент каждому получающему докторскую степень (человек 5), произносил хвалебные речи, и каждый раз, когда он кончал, студенты пользовались моментом, чтобы крикнуть что-нибудь смешное. Французу с наполеоновской бородкой кричали утрированно высоким фальцетом: "бонжур, мосье".-- Вот идет Дмитрий Иванович. Его необыкновенная голова, серьезное лицо, которому так шел средневековый костюм, вдруг произвели в остроумии и игривости студентов осечку, и он получил после сказанного ему президентом приветствия свой диплом при полном молчании, ничем не нарушенной торжественности минуты. Мистрис Одлинг с сочувственной улыбкой взглянула на меня. Трудно представить себе что-нибудь красивее и величественнее такого зрелища. Несмотря на необычайные костюмы ученых, на звуки органа, торжественные речи, не было никакой театральности; казалось, что современные костюмы были бы банальны и не соответствовали бы торжественности. В Оксфорде также праздник продолжался неделю по программе, давно обдуманной. Процессия докторов должна была из какого-то пункта итти в Университет по улице. Одетые уже в свои средневековые костюмы, они шли парами. С этого шествия снята фотография. Она находится в кабинете Дмитрия Ивановича в университете; Дмитрий Иванович там похож, но у всех на головах черные бархатные береты, один он с непокрытой головой; это потому, что на его голову не влез ни один берет, все они ему были малы, и он несет свой берет в руках. Наконец, после двух недель торжеств, раутов, знакомств, в высшей степени интересных, но утомительных, все было окончено. Мы простились с нашими милыми хозяевами Одлинг, со многими новыми друзьями и уехали в Лондон. С нами был Ф. И. Блумбах из Палаты Мер и Весов. Провожали нас очень дружески и тепло. Никогда не забуду забавного вида Дмитрия Ивановича, когда мы втроем с Ф. И. Блумбах остались, наконец, одни в купе вагона. Две недели торжеств, жизни в непривычной, чуждой обстановке так были тяжки ему с его самобытным характером, что он не знал, как выразить радость свободы. Он бросался на диван, раскидывался, вскакивал, опять бросался на диван, наконец, схватил из кармана какие-то мелкие английские деньги, сколько попало в руку, и вдруг выбросил их в окно, так ему нужно было отвести душу в каком-нибудь нелепом непредписанном правилами поступке. Мне он был очень понятен в ту минуту. Но надо было видеть Ф. И. Блумбах. Он даже побледнел от изумления. Тут я подала пример, и мы начали хохотать, как негры.