1853 - 42

Среда, 16 сент<ября>.

Вчерашний день прошел неловко и вяло. Остатки ли простуды или просто нерасположение духа, или переход от шума к тишине виноваты,-- только я работал до того плохо, что бросил работу с негодованием и чуть не изломал пера на начатом листе, как это бывало прежде. День стоял серый, с ветром. Отовсюду дуло по ногам и по голове, в уши и в голову. Приглашение на блины к Вревской пришло некстати, я чувствовал себя утомленным, слабым, неразговорчивым. До обеда читал и бродил по большой роще, между желтыми листьями, посреди уныния и запустения. Отобедали поздно, я вернулся домой и лежал в темноте, в зале, скучая. К счастию, окончание Брюсова путешествия меня развлекло. Пора, пора в город, хотя первые дни мои там пройдут в хлопотах [по денежным делам]. Сны мои тревожны и безнравственны,-- все одно и то же. Пора домой.

"Клинкера" кончил и Брюса кончил. Первая вещь почти годна для перевода, и я ее отрекомендую "Современнику", даже вызовусь прибавить биографию Смоллетта[1]. Брюс мог бы быть лучше,-- он не умеет писать и группировать факты. В своем путешествии он будто говорит публике: "я ездил для себя, друзья мои убедили меня описать все, что я видел, и я работаю, проклиная друзей". Но зато эти небрежности, промахи, скучные места придают всей книге колорит истинный, правдивый, а совершенное пренебрежение туриста к эффектам возвышает его личный характер. Описание последнего перехода по степи с самумом и песчаными столбами очень хорошо.