«То взлет, то посадка…»
В тот памятный год, когда я начал встречаться с Ларисой, зима была слякотной и дождливой. После лекций мы возвращались с нею в ее пригородный поселок, который почему-то назывался девятым километром. В поселке только центральная улица была вымощена щебенкой и имела асфальтированный тротуар, а боковые улочки никакого покрытия, кроме утрамбованной земли не имели. Летом, возможно, здесь был рай, но зимой – кромешный ад. В слякотные дни мы подходили к её улочке, я брал ее на руки и нес к самой калитке ее двора. Она обнимала меня за шею, а мои руки прижимали ее далеко не худые бедра к моему животу.
Сказать, что она была красавица, так нет. Правда, мне она чем то напоминала лермонтовскую Бэлу. Темно карие глаза, нос с небольшой горбинкой и резко очерченные губы на худом, бледноватом лице – все это делало ее похожей на черкешенку. Но фамилия у нее была чисто украинская, которую я не хочу называть. Короче, шансы Раисы на возврат меня в свое лоно таяли с каждым днем, как снег выпавший в нашу краснодарскую зиму.
Наши прощания у ее дома становились все горячее и горячее. Она не хотела меня отпускать без поцелуев и моих многократных заверений в том, что я ее люблю и не оставлю никогда. Она уходила в дом, а я еще долго стоял и смотрел, как она ходит по освещенной комнате. На обратный путь я тратил не больше получаса, проходя где-то три-четыре километра. Разгорелась нешуточная любовь. Она призналась родителям, что полюбила меня и рассказала им кто я такой. Родители выступили категорически против ее встреч со мной, и чтобы она не натворила каких-либо глупостей – спрятали ее паспорт после того, как она им пригрозила тайно со мной расписаться в ЗАГСе.
Все это она мне рассказала при очередной встрече. Видимо, она очень хотела выйти за меня замуж, поэтому мы стали искать какой-нибудь выход из ситуации. И тут она предложила:
– Давай я забеременею и им ничего не останется, как согласиться на наш брак.
– Девочка, как ты это себе представляешь? – удивленно спросил я.
– Ну, я же чувствую, что ты меня хочешь и я тебя хочу, даже очень…
– Лариса, тебе двадцать третий год, и ты понимаешь, что дети у меня не лежат в кармане. Они совсем в другом месте. Мне придется нарушить твою девственность…
Ну, просто смех и грех! В её характере уживались детская наивность с упрямством и огромной силой воли. В этом я убедился позже, а тогда я пообещал что-нибудь придумать, для осуществления ее идеи. В отношении Ларисы у меня были очень серьёзные намерения. Я видел ее в качестве жены, а не любовницы.
В тот памятный вечер шел небольшой снежок, было сыро, но не холодно. Мы подошли к ее калитке. Как всегда, стали целоваться и вошли в стадию неуправляемости своими чувствами, а я, к тому же еще, и в стадию неуправляемости своими руками. Открыли калитку и вошли во двор. В глубине двора была небольшая беседка. Там это и случилось. Нет, совсем не то, что вы сейчас все подумали... Этому самому не хватило какой-то доли секунды. Она вдруг потеряла сознание и начала оседать на пол. Я едва успел подхватить ее. Сев на корточки, положил на свои колени. Быстро схватил горсть снега и стал растирать ее лицо и виски. Очнувшись, она начала рвать. Когда она пришла в себя, я спросил:
– Тебе было больно?
– Нет, скорее, наоборот, но дальше ничего не помню…
Тогда мы с ней подумали, что это последствия ее болезни сердца и очень расстроились. Решили продолжить только в более комфортных условиях. Шел домой в полном расстройстве. Наши отношения с Ларисой начали идти на убыль. Она считала, что ее болезнь сердца стала прогрессировать. Но через месяц сама подошла ко мне на работе и сказала, что была у врача и та, узнав при каких обстоятельствах был приступ (как она думала). Успокоила ее и сказала, что это был девичий оргазм. Так бывает у очень нервных особ.
На ее факультете начались коллоквиумы, интенсивность занятий не позволяла ей со мной встречаться часто, да и у меня тоже начался аврал с контрольными – моими и Владлена. Но мы на работе успевали с ней поболтать и поцеловавшись наскоро, расходились по своим делам.