Рождественские праздники мы провели в Выборге, посетили всех наших знакомых, которые наперебой нас приглашали и угощали, хотя продовольственный вопрос еще хромал, а 30-го декабря мы выехали в Бьернеборг.
Приехали мы в него под вечер 31-го, в канун Нового Года, и с вокзала отправились в единственную гостиницу, которая оказалась весьма приличной, даже с некоторой претензией на роскошь. Для наших средств она и впрямь оказалась недоступной, и мы решили со 2-го же января приняться за поиски меблированных комнат.
Так как мы не знали местных языков – финского и шведского – мы решили в первую очередь войти в контакт с соотечественниками, проживающими в этом благословенном городке, чтобы обратиться к ним за советами. 2-го января мы отправились в полицию, где нам сказали, что во всем городе всего несколько человек русских, тоже недавно приехавших. Но есть две финляндские семьи, жившие до революции в Петербурге, которые смогут, наверное, нам помочь.
В тот же день мы отправились по указанному адресу и позвонили у дверей красивой виллы, в которой жил инженер Стенбакка. И муж, и жена встретили нас очень радушно и заявили, что им так хорошо было в России, где инженер Стенбакка служил на заводе у Нобеля в Петербурге, что они несказанно рады быть полезными русским.
Радушная хозяйка угостила нас кофе со всякими печеньями собственного изготовления и представила нам своих четверых детей. Оказалось, что мальчик четырнадцати лет очень музыкален и родители поспешили его записать в мамины ученики по игре на рояле.
После семьи Стенбакка, мы зашли еще к чете Песу. Сам А. И. Песу был чертежником, тоже служившим у Нобеля в Петербурге. Это был исключительно добрый человек и, слушая наши рассказы о тяжелой жизни в Петербурге и о нашем бегстве, он не раз смахивал с глаз слезы. Как он потом рассказывал нам, он решил тогда же приложить все усилия, чтобы найти для меня службу в качестве корреспондентки иностранных языков в конторе одного из больших бьернеборгских заводов, что ему и удалось, после того как он обил пороги всех заведующих личным составом, с которыми он был знаком по «шюцкору» (военная организация, состоявшая из добровольцев, образовавшаяся во время гражданской войны в Финляндии).
Сделав эти два визита, мы пошли разыскивать единственного соотечественника, адрес которого нам указала полиция, морского чиновника А. Ю. Юрисона. Он был очень смущен, когда мы зашли в его «берлогу», как он называл свою маленькую комнату, убого обставленную постелью, облезлым комодом и столом с двумя деревянными стульями. Окно этой комнаты выходило на небольшой двор и было на три четверти занесено снегом. По состоянию своего здоровья, А. Ю. Юрисон не мог заниматься физическим трудом и перебивался на небольшое пособие, которое он получал от Русского Благотворительного Общества в Гельсингфорсе и на выручаемые его сестрой деньги с продажи его вещей. До революции он служил в морском штабе в Гельсингфорсе, был в чине статского советника и у него оставались предметы его обстановки в финляндской столице.
Свободное копирование
