Проснулись мы от стука в дверь: было девять часов, время утреннего завтрака, к которому давалась жидкая овсяная каша со стаканом молока. Наше питание в карантине состояло из этого первого завтрака, обеда, подававшегося в два часа и неизменно состоявшего из горохового или картофельного супа с мясом, и вечернего чая, к которому полагалось два куска черного хлеба с маслом. После петербургской голодовки и эта простая, но свежая еда казалась очень вкусной. Но помимо ее, люди, располагавшие деньгами, могли баловать себя и булками, и пирожками с капустой и мясом, и всякими колбасами, и малороссийским салом, и шоколадом и пр. Всю эту снедь доставляли торговцы, привозившие ежедневно свои товары на ручных тачках в карантин. На всю жизнь мне остался в памяти образ моего дяди, с сильно отекшим от голода лицом, который, стоя у печки, с благоговением жевал французскую булку, уплетая ее в один прием.
Народа в карантине было мало ввиду запрета принимать беженцев и большинство комнат пустовало. Поэтому, когда в час нас повели в баню, никого в ней не было и мы могли вдоволь наслаждаться мытьем. Ввиду ограниченного количества дров, мы последнее время в Петербурге могли брать ванну всего два раза в месяц, и то это было по тем временам большой роскошью, которую могли себе позволить очень немногие.
О двух неделях, проведенных в карантине, у меня остались очень смутные воспоминания: один день был как другой, с равномерной кормежкой, прогулками по саду и ранним укладыванием спать, так как при одной свече на троих трудно было чем-нибудь заняться. Помню только, что дни стояли на редкость солнечные и теплые для второй половины марта, и настроение у нас было самое радостное. Мы списались с моей двоюродной теткой Вирилевой, которая управляла усадьбой второй жены старика Головина, где мы собирались поселиться первое время. Незадолго до нашего бегства у дяди произошло примирение с отцом перед смертью последнего. Старик Головин просил сына позаботиться о его вдове. Но напрасно он думал, что его Юленька растеряется после его смерти. У нее был очень практичный склад ума и, по ее происхождению, ей никакой опасности не угрожало при новой власти. Она не собиралась покидать России и просила дядю ликвидировать ее имение в Финляндии и сама предложила нам в нем обосноваться первое время.