Первым шагом нашей жизни на положении эмигрантов в Финляндии был допрос, которому нас подвергли в штабе в Териоках.
После того, как сопровождавший нас с границы солдат доложил в штабе о нашем прибытии, на крыльцо дачи, в котором он помещался, вышел элегантный офицер, попросивший нас с изысканной вежливостью войти.
Усевшись у топящейся печки в приемной штаба, офицер стал нас подробно расспрашивать на немецком языке об условиях жизни в Петербурге, о настроении населения и в частности рабочих, о причинах, побудивших нас бежать. Он думал, что нам угрожала опасность стать жертвами красного террора.
Выпытав у нас все, что его интересовало, он поздравил нас с благополучным концом нашего бегства и пожелал успеха в устройстве наших дел в Финляндии. После этого мы опять уселись в сани, которые и доставили нас в Териокский карантин.
Карантин помещался в большой даче. Она принадлежала русским, как почти все дачи в Териоках, но пустовала и была реквизирована финляндскими властями под карантин.
К нашему удовольствию нас поместили всех троих в одной комнате, все убранство которой состояло из трех походных кроватей с соломенными матрацами и байковыми одеялами, стола, покрытого клеенкой и трех деревянных стульев. Освещалась комната одной свечкой в оловянном подсвечнике. Но несмотря на всю убогость нашего первого жилища в Финляндии, мы чувствовали себя несказанно счастливыми: мы могли спокойно заснуть, не боясь очередного обыска и всегда возможного ареста.
Только улегшись в постель, мы поняли насколько мы устали: все тело болело, в особенности ноги, и, пожелав друг другу спокойной ночи, мы уснули как убитые.