Но когда часы пробили час, мы больше не выдержали и все трое вышли в соседнюю комнату. У нашей проводницы был настолько расстроенный и несчастный вид, что зародившиеся у нас подозрения, не попались ли мы в западню, у нас сразу исчезли. Однако, мы стали настаивать, чтобы она повела нас навстречу контрабандистам. Не могли же мы до рассвета ждать их прихода. С наступлением утра нам грозила смертельная опасность, так как постояльцы-красноармейцы заходили в дом за продуктами.
После долгих переговоров, мы ее, наконец, убедили. Был уже третий час, когда мы вышли из задней двери в огород. За ним расстилалась небольшая поляна, а за ней темной стеной высился лес. Луна ярко светила и мы возможно быстро перебежали поляну и вошли в лес. С опушки вела вглубь леса довольно широкая дорога с глубокими бороздами от лыж. По ней видимо много ходили, потому что снег был хорошо умят и идти было легко.
Пройдя версты полторы по лесной дороге, мы вышли на поляну и нашим глазам представилось жуткое зрелище: на поляне лежали разбросанными две пары лыж и поломанные лыжные палки, снег был местами сильно примят и на нем алели лужи крови. Было очевидно, что незадолго перед нашим приходом здесь происходила борьба. «Это красноармейцы поймали мальчишек», всплеснула руками наша проводница. «Потому они и не пришли за вами».
«Это прискорбно», сказал дядя, «ничего не остается другого, как чтобы вы сами довели нас до границы».
Проводница молча кивнула головой и стала осматриваться, точно что-то припоминая. На поляну выходили три тропинки. Проводница пошла по той, по которой, судя по направлению лыж, пришли контрабандисты.
По мере того, как мы углублялись в лес, идти становилось все труднее. Хотя мы и были в валенках, снег часто проваливался под ногами и мы уходили в него выше колена, причем наши мешки нас придавливали. Приходилось с усилием выкарабкиваться, чтобы, пройдя несколько шагов, вновь провалиться.