По дороге на вокзал мы прошли в двух местах мимо трупов павших лошадей, вернее, их скелетов, так как все мягкие части были вырезаны голодными жителями. Зима 1920-го года была особенно голодной и люди не гнушались ничем, чтобы утолить голод. Не боялись даже покупать куски мяса у китайцев, предлагавших их по квартирам, хотя и ходили зловещие слухи, что это мясо расстрелянных большевиками.
После длинного перехода мы подошли к Финляндскому вокзалу. Сколько раз в погожие зимние дни мы уезжали с него на Рождественские Праздники в имение дяди на Карельском перешейке. Подъезжали к вокзальному крыльцу в автомобилях или санях, веселые, возбужденные от предстоящего пребывания в красивом имении. Теперь мы брели согнувшись под чувствительной для нас, ослабевших от длительного недоеданья, тяжестью мешков, в валенках, повязанные оренбургскими платками, чтобы возможно меньше отличаться от «мешочниц», ехавших в деревню менять носильные вещи на продукты.
Наш поезд был подан. В вагонах сидели солдаты, возвращавшиеся из отпуска на службу на пограничных постах, чухонки в платках, привозившие в город разбавленное водой молоко и картошку, и другая серая публика.
Мы сели поближе к выходу. На случай милицейского осмотра у нас были удостоверения, напечатанные дядей на службе, что мы сотрудники Управления Петербургского Порта и получили разрешение ехать в Шувалово за продуктами.
После довольно продолжительного ожидания поезд запыхтел и тронулся. Замелькали дома предместий и закоптелые стены фабрик; потом их сменили маленькие дачки и чахлые перелески.
Свободное копирование
