Обыски

   Бедна, как нищая, и, как рабыня, лжива,

   В лохмотья яркие пестро наряжена, -

   Жизнь только издали нарядна и красива,

   И только издали влечет к себе она.

   Но чуть вглядишься ты, чуть встанет пред тобою

   Она лицом к лицу - и ты поймешь обман

   Ее величия под ветхой мишурою

   И красоты ее под маскою румян.

   С. Надсон

   Во время последнего допроса я рассказал об обнаруженных мной типографских литерах (тут я немного исказил ситуацию, не упомянув участие моей мамы), выброшенных затем бабушкой в развалины соседнего дома. Рассказывать об этом было совсем не обязательно, но я не придал эпизоду большого значения и решил рассказать все, чтобы из меня уже ничего нельзя было выжать. Видимое сочувствие ко мне Жукова притупляло бдительность и располагало к откровению. Следователь захотел получить, пока единственные, вещественные доказательства моей преступной деятельности, а заодно и сделать обыск в квартире бабушки и у нас дома. Меня повезли в кузове грузовика в сопровождении солдата на Отрадную, где я был когда-то задержан. Бабушка была дома, а мама на работе. Жуков с помощью солдата произвел тщательный обыск, но ничего подозрительного не нашел. Мне разрешили тем временем поесть. После обыска в квартире следователь потребовал указать место, где были выброшены («спрятаны», ибо я при желании мог потом извлечь их) литеры. Бабушка долго отказывалась, говоря, что ничего не знает, но все же мне удалось убедить ее, что для меня так будет лучше. Солдат тщательно раскапывал место захоронения вещественных улик, разгребая кучи каменных обломков и мусора, извлекая из них литеры и складывая в бумажный пакет. Наконец, работа была закончена. Жуков разрешил мне передачи, и я оставил бабушке продиктованный им мой новый адрес. Я попросил разрешения взять две книги по математике, не желая зря тратить время во время моего «временного» задержания. Это были «Основы теории функций вещественной переменной» Исидора Павловича Натансона и третий том «Математического анализа» Эдуарда Гурс. Еще раз, тщательно проверив, Жуков передал их мне.

   По моему новому адресу мама стала ежедневно приносить передачи. Принесла и отцовский плащ, который долгое время, пока его не украли блатные в киевском лагере, служил мне постелью и одеялом.

   Вернувшись в свое новое жилище, я стал читать одну из принесенных книг, но вскоре стало темнеть и, забравшись на кровать, я уснул. Ночью я проснулся от резкого толчка и вскочил на ноги. Увидев солдата, решил, что меня вызывают на допрос.

   - Чего разлегся? На кровати тебе спать не положено! Будешь спать на полу, - решил он.

   И вояка, забравшись на кровать и укрывшись шинелью, вскоре захрапел. Солдат был незнакомый. Возможно, он привез очередную жертву из контрразведки дивизии. Я лег возле запертой двери, ведущей в соседнюю комнату, и тоже уснул.

   На следующий день я услышал за запертой в соседнюю комнату дверью голос. Это был голос Ларисы. Слышимость была хорошая, и мы с ней переговаривались, когда в комнате никого не было. Отсутствие ордера на арест, доброжелательное отношение со стороны Жукова, ставшего нашим основным следователем, вселяло надежду, что нас отпустят, и я посоветовал Ларисе рассказать следователям правду. Улучив подходящий момент, поздно вечером, когда боец, опершись на свой автомат, сидя на стуле, громко захрапел, я передал ей одну из книг, надеясь, что это отвлечет ее от мрачных мыслей.

   В этот же день в присутствии моей мамы у нас в квартире сделали обыск. Изъяли тексты стихотворения «К девушкам Транснистрии» и нового гимна Советского союза, переданного мне устно Синяковым. Как он объяснил мне тогда, ему удалось записать его, включив радиоприемник у знакомого немца в его отсутствие. Следователь долго перебирал книги и мамины письма. В Мишином ящике он обнаружил мелкие семена цветов. Не разобрав содержимого пакетиков, он приказал приобщить их к изъятым вещам.

   - Нет ничего хуже, чем делать обыск у интеллигенции, - с досадой произнес следователь, затратив много времени и не обнаружив ничего криминального.