Кто из нас любил, весь мир позабывая?
Кто не отрекался от своих богов?
Кто не падал духом, рабски унывая,
Не бросал щита перед лицом врагов?
Чуть не с колыбели сердцем мы дряхлеем,
Нас томит безволье, нам грозит тоска...
Даже пожалеть мы страстно не умеем,
Даже ненавидим мы исподтишка!..
С. Надсон
На следующий день после долгого допроса, Жуков спросил меня:
- Кто же все-таки познакомил вас с Олегом Легким?
- Я уже говорил: Костя Саский. Но он не советовал мне встречаться с ним.
- Но Саский утверждает, что не знакомил вас.
Костю вызывали в контрразведку еще до моего задержания, но отпустили в тот же день. Познакомившись во время оккупации с советским подпольщиком, он рассказал ему об украинских националистах, что было, возможно, причиной его первого задержания. Обо мне он ничего не сказал.
- Хорошо, я устрою вам очную ставку, - решил Жуков.
Костю привели, и он признался, сказав, что не хотел меня впутывать. Вскоре Костю отпустили из контрразведки, но в институте, где он учился, стало известно о его пребывании в ней, и он перевелся в другой вуз.
Солдат, спавший на кровати прошлой ночью, не появлялся, и я решил устроиться на ней. Ночью проснулся от зуда в разных местах тела. Сразу не понял причины, но, когда под моими пальцами что-то хрустнуло и я вытащил маленького раздавленного паразита, при свете наступающего утра увидел знакомый из учебника зоологии профиль - это была вошь. Как только рассвело, я стал снимать с себя одежду и уничтожать паразитов. Затем лег на полу и попытался уснуть. В комнату зашел Корнеев и спросил, почему я сплю на полу. Я объяснил ему причину, и он приказал убрать с кровати постельные принадлежности. Затем Корнеев отвел меня в одну из комнат пустовавшего здания Городского управления по спортивным делам, находившегося недалеко от моего нового места обитания. Мебель комнаты состояла из простенького стола, на который Корнеев поставил чернильницу, и двух стульев. Поговорив со мной немного, он ушел, сказав, что пойдет за следователем.
Корнеев и раньше присутствовал на допросах, видимо постигая искусство дознания. Иногда, оставаясь со мной наедине, расспрашивал обо мне и брате. У него был хороший слух и неплохой голос; он знал много песен, в частности, песен военных лет, которые я с удовольствием слушал. О себе рассказал, что почти всю войну провоевал в пехоте, а после тяжелого ранения ему предложили перейти в контрразведку.
В комнате, куда привел меня Корнеев, я просидел несколько часов. Казалось, все обо мне забыли. В середине дня забежали какие-то мальчишки и крикнули:
- Что он, дурной? Почему не убежит?
Видимо, сыщики решили, что я побегу на конспиративную квартиру, и они ее выследят. Но бежать мне было некуда, да и смысла в этом я не видел, так как задержан был не один. К вечеру явился Корнеев, сказав, что они обо мне забыли. Прозвучало это у него неубедительно.
Не успел я вечером заснуть, как снова меня разбудил Корнеев и отвел в ту же комнату, где я днем просидел в одиночестве. На этот раз там появилось кресло, и через полчаса в комнату вошли Финкельберг и Жегалкин. Меня отдалили метра на два от стола. Финкельберг удобно уселся в кресло и раздраженным голосом сказал:
- Пора кончать болтовню! Мы и так потеряли с ним много времени. Начинай допрос сначала, - обратился он к следователю.
Финкельберг вскоре захрапел в своем кресле, а Жегалкин начал допрос. Ни я, ни капитан не знали, чего хотел от нас полковник, и ничего нового придумать не могли. Но вот Финкельберг проснулся:
- Ну что? Признался? Прочти-ка, что ты записал.
Не услышав ничего нового, полковник был взбешен:
- Опять эти сказки! Морочит он тебе голову, а ты записываешь всякую чепуху. Порви все, что написал! Тебе, я вижу, нельзя поручать серьезные дела.
Потом, немного поразмыслив, решил, что удобнее спать у себя в постели, и сказал:
- Ладно, на сегодня хватит! А завтра начнем все сначала.
Мы вернулись - каждый в свою комнату. Больше полковника я не видел. А на следующий день меня снова допрашивал Жуков, без лишних эмоций, подробно записывая мои показания. Вечером того же дня в комнату, где я обитал в одиночестве, привели молодого человека в синем шевиотовом костюме, как я узнал позже, руководителя одной из советских подпольных групп во время оккупации - Донского.
- Обыскать его! - приказал Жегалкин конвоиру.
- Обыскивать я себя не позволю. Все что у меня есть, я могу показать, - возразил задержанный.
И он выложил из карманов их содержимое. Тщательно просмотрев все и не найдя ничего компрометирующего, Жегалкин сказал солдату:
- Перочинный нож и авторучку забери, а бумажник можешь ему оставить.
- Куда его? - спросил солдат.
- В карцер! В подвал! Запереть и поставить охрану.
После окончания одного из московских технических вузов Донскому предложили поступить на курсы разведчиков. Вскоре началась война, и его направили в Одессу. Перед сдачей города Донского оставили руководителем одной из подпольных групп. После возвращения Красной Армии он написал отчет о работе группы во время оккупации. Не получив нового задания, посчитал себя свободным. Прочитав в первые же дни после освобождения города объявление: «Требуются инженеры для работы в Одесском порту», Донской подал заявление о приеме его на работу. Это вызвало подозрение у контрразведчиков: без разрешения начальства хотел уйти из органов безопасности, да еще на работу в порту. И вскоре он предстал перед Жегалкиным.
- Вы предатель, изменник Родины! - объявил он Донскому.
Почувствовав себя оскорбленным, Донской схватил чернильницу. Но пока он раздумывал, как поступить дальше, находившийся рядом боец скрутил его. Теперь Донскому предстояло остывать в подвале.
Свободное копирование
