В самом начале осени 1942 года наша рота возвратилась в Москву. Выгрузились мы на Курском вокзале, немудреный багаж был отправлен на грузовике к новому месту нашей службы, а мы налегке, с замиранием сердца, вышли на Садовое кольцо. Редко, когда так строго держалось равнение и так четко печатался шаг, разве что на самых ответственных парадах! И не надо было "подсчитывать ногу" и напоминать об интервалах: всё получалось идеально само собой, хотя разговоров в строю было недопустимо много. Бросались в глаза малолюдность улиц и комендантские патрули, очень мало стало легковых машин, иногда встречались новые военные грузовики, каких не было до войны: "Студебеккеры" и "Шевроле". Нас очень занимало, скоро ли у нас будет (и будет ли вообще) увольнение в город: многие из ребят проходили мимо своих домов. (Первый раз нас отпустили в город через два с лишним месяца, на ноябрьские праздники).
У Белорусского вокзала мы свернули на Ленинградское шоссе и продолжили свой марш к Соколу, недалеко за которым в помещении бывшего, то есть довоенного, Техникума Кооперативной торговли, помещалось эвакуированное из Выборга Военно-Морское хозяйственное училище. При нем (оно было средним) был организован подготовительный курс для высших военно-морских училищ, на который были собраны тогдашние выпускные (то есть десятые) классы двух военно-морских спецшкол, Московской и Горьковской.
В красивом оригинальном здании (красивом целесообразной и функциональной красотой советского конструктивизма конца 20-х годов) нас ждала новая жизнь: мы становились полноправными военнослужащими. Во-первых, мы получили удостоверения - служебные книжки краснофлотцев, во-вторых, бантики на бескозырках были заменены настоящими, флотскими ленточками с якорями на концах и, в-третьих, мы приняли присягу. Все эти события были радостными, но в первых двух была и доля огорчения. В служебной книжке нам записали, что служба в ВМФ у нас значится только со дня прибытия на подготовительный курс. Это было несправедливо: что же, мы два года до этого ничего не делали? Впрочем, это огорчение было почти мимолетным; жизнь казалась бесконечной, и если бы кто-нибудь тогда спросил, какие пенсии у командиров и когда можно уходить в отставку, его бы подняли насмех: не то что вопроса, мыслей таких не было. Зато приятно было прочесть, что на военно-морскую службу мы не призывались каким-то там военкоматом, а пришли добровольно. Это было истинной правдой! Пожалуй, больше тогда огорчило то, что надпись на ленточке "Воен. Морск. хоз. уч-ще", как и якоря на ее концах, были серебряного, а не золотого цвета. Никто не хотел быть интендантом!31 Это нас задевало настолько, что многие, уходя в увольнение в город, тайком меняли ленточки. У меня, к примеру, была подаренная мне во "Фрунзе" ленточка с золотой надписью "Гидрографическое училище".
Свободное копирование
