Около половины университетского курса он познакомился с семейством одного из своих товарищей. Большая редкость: весь этот круг с семействами друзей своих никогда не знакомился. Они приходили куда-нибудь на антресоли, валялись без сюртуков по диванам, между книг, тетрадей и пыли. Но в этом семействе было все то, что могло тогда привлечь его.
Семейство это охраняло несчастие...
В этой семье он встретил ту, которой принес юную любовь свою, облеченную в студенческие мечты... Тут не было ни аристократических форм жизни, ни богатства, а была восторженность, вера в себя, -- тут была девушка, белокурая, прелестная, как весенний ландыш,-- сговоренная невеста. Жених был в отсутствии -- она грустила. Александр находил ее грусть беспредельно милою, поэтической, но такой грустью, которая может утешиться слезою и стихом, исчезнуть от искреннего привета, и его-то она нашла в нем. Она долго удерживала слабое чувство к жениху из сердечного point d'honneur {понятия о чести (франц.).}, -- он это видел и тихо-тихо вынимал знамя из ее рук, а когда она перестала его удерживать, он был влюблен. Чтобы развлечь ее, он приносил ей новые книги, новые стихи, читал с ней вместе повести. Страшное дело -- читать повести молоденькой белокурой девушке и быть студентом, быть полувлюбленным. Как это опасно, всего лучше знает Дант. Francesca da Rimini рассказывала ему на том свете, как от книги перешли к поцелую, а от поцелуя -- к кинжальному удару. До второго Саша не доходил, но впоследствии говорил нам, как ему хотелось оставить книгу, сказать слово любви и продолжать повесть в действии; но что страх, ужасный страх держал в узде. Наконец, читая роман Сантина "Изувеченный" и кончив его, увлеченный, он спросил ее: "Хочешь быть моею Гаэтаной?" -- "Не Гаэтаной, а Мариею", -- отвечала она. Он был в восторге. "Мне смертельно хотелось, -- сказывал Саша, -- чтобы у меня вырвали язык, отрубили руки, чтобы, подобно изувеченному, спрятаться в леса, мучиться поэмами и знаками передавать их Марии.
Я сжал ей руку с словами:
Quel giorno più non vi leggemmo avante *.
* "В тот день мы больше не читали" (итал.).
-- Да, -- добавлял он грустно, -- я был влюблен от роду в первый раз, si toutefois {если только (франц.).} не замешивалась любовь в дружбу к Тане. Дружбе не было бы никакого дела до прически, но я поступаю по строгому смыслу X тома свода законов, определяющих совершеннолетие в двадцать один год. Сверх того, вскоре я получил на это право, как окончивший курс в одном из главных учебных заведений".
Они верили в свою любовь.
Прежде нежели Саша дошел до объяснения с Марией, он раз, войдя в нашу комнату, где я была одна, долго в раздумье ходил по ней взад и вперед.
Я спросила его, что с ним.
Он отвечал, что с некоторого времени на него нападает тоска.
-- Я это давно вижу -- и, кажется, понимаю от чего.
-- От чего же? -- спросил живо Саша.
-- Тебе нравится Мария, а она сговоренная невеста.
-- Ну так что же, чему это мешает?
-- Ты можешь помешать. Жениха Марии здесь нет, а ты за ней ухаживаешь. Чувство несправедливого поступка тебя тревожит.
-- Не понимаю, что тебе вздумалось придавать столько значения тому, что я хорошенькую нахожу хорошенькой, и comme la raison {естественно (франц.). }, она нравится.
-- Нравится ce n'est pas le mot {это не то слово (франц.).}, ты ею увлекаешься и стараешься ее увлечь. Есть отношения, которые порядочного человека обязывают. Пополнит ли она твои душевные требования настолько, чтобы ты не разлюбил ее? Я думаю, нет. Зачем портить чужое счастие.
-- Вопрос, действительно ли счастие готовится ей, я -- сомневаюсь. Она любит жениха своего не настолько, насколько способна любить.
-- Быть может. Тем опаснее. Мария натура глубокая, если она полюбит так, как способна любить, -- то на всю жизнь. За тебя не поручусь.
-- И незачем. Я ничего не ищу, никому не мешаю, а думаю, что с ним она счастлива не будет.
-- Почему же?
-- Да потому, что не то ей надобно.
-- Тебя недостает. Пока есть время, лучше оставь их в покое. Подумай.
-- О чем мне думать, -- отвечал Саша, меняясь в лице, -- ничего нет. Ты все преувеличиваешь.
-- Тебя, Саша, мучит потребность любви больше самой любви.
-- Все это тебе привиделось, -- возразил Саша с неудовольствием.
-- Ты недоволен собой и раздражаешься. Если она полюбит тебя, а твоя любовь окажется кратковременным увлечением -- ее молодая жизнь будет разбита навсегда. В семейство же, где тебя любят, где тебе верят, внесешь горе и раскаяние, зачем тебя любили, зачем верили. Я не говорю уже о женихе.
Саша нетерпеливо толкнул рукою стул, говоря:
-- Ах, Таня, прошу тебя, перестанем об этом толковать.
-- Перестанем. Я вижу, ты решил пустить это дело в ход, как лодку по течению воды, дай бог, чтобы ее прибило к светлой пристани.
Разговор этот и мои опасения я передала Вадиму. Положим, добавила я, Саша скоро кончит курс в университете, тогда мог бы жениться, да Иван Алексеевич не допустит, вряд ли он и сам решится связать себя семейною жизнью в двадцать два года, особенно когда утихнет первый порыв страсти. Он и теперь чувствует, что между им и ею недостает того, что сливает две жизни в один аккорд.
-- Это правда,-- отвечал Вадим. -- Характер Александра нежен, но слаб и отчасти эгоистичен. Она тверда, благородна до самоотвержения, но бывает резка, когда взволнована; резкость эта иногда переходит в жесткость. Несмотря на ее ум, она не может вполне делить его умственные интересы, по недостаточности образования. Он станет искать пополнения и раздела им в среде товарищей. Ее это будет огорчать, начнется ревность, упреки, -- его они будут вязать и охлаждать. Вот что я предвижу. Но тут никто ничего не поделает, и вмешиваться опасно. Можно нажить только неприятности без пользы. Ты сделала все, что дружба и совесть обязывали сделать... Если Александр будет откровенен со мною, попробую предупредить то, что предвижу.