Саша долго скрывал от меня и от Вадима свои чувства и отношения к Марии.
Пока любовь Саши не приняла еще широких размеров, то и не мешала ему с обычным жаром отдаваться науке и товариществу. Некоторые строгости в университете (относительно кружка Сунгурова с товарищами) не были сторожевым криком; напротив, как бы подзадорили их. Они еще чаще стали сбираться то у того из них, то у другого и чертили планы своей деятельности, а так как при сходстве понятий не могло не быть различия в способностях и наклонностях, то, соответственно призванию, избирались поприща, на которых трудясь могли бы достигать такого общественного положения, занимая которое имели бы возможность благотворно влиять на нравственное и умственное положение России.
Науку они соединяли с жизненными интересами, но не как средство для выгод и блеска жизни, -- все, что читалось, слышалось, говорилось, возбуждало в них чувство нравственного достоинства. Из экзальтации этих чувств рождались их убеждения и поступки, конечно, слишком юные, пылкие и неопытные, но которые становились исходной точкой будущности каждого.
Ник, поэт по призванию, писал Саше из деревни:
"7 июня 1833 г.
Я решительно так полон, можно сказать, задавлен ощущениями и мыслями, что мне кажется, мало того -- кажется, мне врезалось в мысль, что мое призвание быть поэтом, стихотворцем, музыкантом".
Он стал пробовать свою лиру, и вот как в 1841 году вспоминает о минуте, в которую пробудилось в нем вдохновение.
Камин погас, в окно луна
Мне смотрит бледно. В отдаленье
Собака лает -- тишина.
Потом забытые виденья
Встают в душе -- она полна
Давно угасшего стремленья,
И тихо возникают в ней
Все ощущенья прежних дней,
В такую ж ночь я при луне
Впервые жизнь узнал душою,
И пробудилась мысль во мне,
Проснулось чувство молодое,
И робкий стих я в тишине.
Чертил тревожною рукою.
О боже! в этот чудный миг
Что есть святого -- я постиг.
Свободное копирование
