День венчания назначен был 11 ноября 1832 года. Начались хлопоты, толки о приданом. Из Корчевы, от тетушки Елизаветы Петровны, явились сундуки с прекрасным бельем, перевязанным розовыми ленточками. В комнатах Луизы Ивановны лежали гроденапли, дымка, ленты и разные мелочи. Швея Ольга Петровна снимала с меня мерку; справлялась с моим мнением о фасонах платьев, о цвете материй, о мебели, о серебре; "Боже мой, на что всего столько", -- думала и говорила я. Хотя, в сущности, приданое мое было небольшое, но мне, имевшей всегда менее чем ограниченный туалет, казалось громадным.
Дни летели как сны.
Поздравления, суета; у Вадима с утра товарищи, шумные, оживленные разговоры, чтение стихов Бахтуриным, его непоседливость наполняли все время до вечера и захватывали Вадима. Это, разъединяя нас наружно, внутренне влекло сильнее друг к другу, заставляло нетерпеливо ждать вечера. Вечера были наши. Вечером мы уходили в отделенные нам комнаты и оставались там до моего отъезда.
Иван Алексеевич в это время был нездоров и капризен больше чем когда-нибудь. Чтобы не тревожить его частыми посещениями моего жениха, Луиза Ивановна со мной, Сашей и Егором Ивановичем почти каждый день бывала у Пассеков, где иногда мы оставались до поздней ночи. Поэтому же решили отпустить меня к венцу от Варвары Марковны Мертваго, квартира которой находилась прямо против дома Ивана Алексеевича. Варвара Марковна была приглашена ко мне в посаженые матери, а Николай Павлович Голохвастов -- в посаженые отцы.
Я была так счастлива, что мне стало казаться, будто все до того сочувствуют моему счастию, что и сами стали счастливее и чрезвычайно любят меня. Даже прислуга, казалось мне, внимательнее и радуется, что мне так хорошо.
-- Вот, барышня, -- однажды говорила мне Марина вечером, раздевая меня, -- не верили гаданию, мостик-то вам на святках мы подмостили,
-- Да ведь задумали о H--я, как же это выходит совсем не так?
-- Это все равно -- вышел жених.
-- Не от мостика же жених, -- говорила я, припоминая виденный мною сон. -- Я не видала во сне ни мостика, никого, кто бы переводил меня через него. Я видела церковь, много народа и какого-то молодого человека, одетого в черное платье, который встретил меня, взял за руку и повел внутрь церкви, где, вместо службы, несколько пар вальсировало. Он провальсировал со мной и посадил рядом с собой на кресло против какого-то занавеса, за которым раздался тихий концерт,-- пели "святый боже, святый крепкий, святый бессмертный..."
-- Вот это-то они и были.
-- Кто они?
-- Ваш жених.
Я задумалась и старалась яснее припомнить свой сон, потом сказала Марине:
-- Как бы хорошо было, если бы теперь и ты выходила замуж, Марина.
-- Да, у вашего дедушки выйдешь замуж!-- отвечала она с досадою. -- Нет, уж видно нам издыхать у него в девичьей.
Я вздохнула; мне стало грустно, что Марине придется издыхать в девичьей вместо того, чтобы любить, выходить замуж и быть счастливой, как я.
В продолжение двух недель я так привыкла к Вадиму, что когда привезли к нему мое приданое, то мы вместе его принимали, помогали уставлять мебель, перебрали и пересмотрели все комоды и ларчики, смеялись, шутили и не могли нарадоваться, видя и чувствуя себя у себя.
Свободное копирование
