Одновременно с письмом Вадима к Саше получила письмо и матушка, в которое вложено было письмо и ко мне. Вадим просил мать свою передать его мне и дать ему свое благословение.
Я находилась в это время у Пассеков.
-- Теперь ты наша, Таня, -- сказала матушка растроганным голосом, со слезами на глазах, отдавая мне письмо Вадима. -- Помолимся вместе богу, чтобы он благословил вас.
Матушка не спрашивала меня, согласна ли я, она знала мой ответ.
Тоненький листочек голубой почтовой бумаги трепетал в руке моей; слова мелькали, путались, горели. Я все поняла, залилась безотчетными слезами, обняла матушку и прижалась к ее груди. Сердце мое уже давно назвало ее матерью.
В той же комнате, в которой я стала невестой Вадима, мы перед образом помолились богу; матушка призывала его благословение на судьбу нашу, и, вероятно, молитва ее была услышана -- десять лет безграничного счастия были уделом нашим.
Как хорош, как тих был наступавший вечер этого дня; сколько счастия, сколько любви было в небольшом домике, по низенькому крыльцу которого я вошла первый раз на святой неделе.
Солнце закатывалось ясно, лучи его как-то празднично освещали все предметы, -- или это было отражением состояния души моей.
Всё и все казались мне прекрасными, счастливыми.
-- Пиши скорее ответ Вадиму, моя Таня, -- говорила матушка. -- Я знаю, он теперь мучится неизвестностью.
На другой день, утром, коротенький ответ полетел в село Спасское.