В одно воскресенье разговор у нас томился, как ни старалась я оживлять его. Рагозин отвечал рассеянно, был смущен и вдруг спросил меня, согласна ли я выйти за него замуж. Не приготовленная к этому, я была поражена и несколько минут молчала. Рагозин повторил вопрос.
-- Можно ли решить так скоро, -- отвечала я взволнованным голосом, -- я не ожидала...
-- Может, вам нравится другой?
-- Почему вы сделали мне этот вопрос?
-- Ваша нерешительность... вы так встревожены.
-- Вы знаете... я почти нигде не бываю... кого же я могла видеть?
-- А дом Мертваго? Пассеки... Вадим?..
-- Что за идея! -- прервала я его с неудовольствием.
-- Успокойтесь, пожалуйста, -- остановил он меня, дружески взявши за руки, -- не давайте сейчас ответа; подумайте, я готов ждать сколько хотите. Поверьте, жизнь моя будет посвящена вашему счастию.
Его вниманье, его кротость трогали и стесняли меня.
-- Нас не будут венчать, -- сказала я, чтобы сказать что-нибудь, -- мы в слишком близком родстве.
-- Обвенчают. Я справлялся у архиерея. Скажите мне искренно: вы никого не любите, никому не давали слова?
-- Никому не давала.
-- Так что же? я ждать буду, если вы этого хотите; но неужели нам надобно еще узнавать друг друга?
Поговоривши и помолчавши около часа, мы дружески простились, ничего не решивши.
Рагозин от княгини поехал к Яковлевым.
Я вошла в диванную расстроенная.
Наташа все слышала и была страшно взволнована. Щеки ее горели.
-- Что же вы, душенька, -- спросила она меня неровным голосом, -- пойдете за него?
-- Ничего не знаю... не понимаю... -- отвечала я и залилась слезами.
Глядя на меня, расплакалась и Наташа.
Свободное копирование
