Когда нас позвали обедать, многие, проходя цветниками, рвали цветы и прикалывали их себе к поясу, к волосам. Я очень любила цветы, но не решалась сорвать ни одного цветка; на что он мне, подумала я печально. Кто-то подал мне веточку; войдя в комнаты, я ее бросила на окно.
В зале был накрыт длинный стол, с блестящим серебром, хрусталем, цветами и фруктами. Обед был роскошен и шел долго; я скучала, томилась и рада была, когда встали из-за стола. Все шумной толпой пошли в гостиную, выходившую в коридор, дверь из двери против залы.
Спустя полчаса в зале раздались звуки органа; мальчик, одетый казачком, наигрывал французскую кадриль. Инженеры бросились приглашать дам. Я заметила, что одного кавалера посылали пригласить меня, а он отговаривался, наконец нехотя подошел ко мне; танцуя, сказал мне несколько слов и завел речь с близ стоявшей дамой.
Наступал вечер.
Комнаты осветились лампами и восковыми свечами {Стеариновых свечей еще не было в то время. (Прим. Т. П. Пассек.)}. Официанты в белых перчатках подавали десерт и чай. В освещенном коридоре встречались горничные в шелковых и раскрахмаленных кисейных платьях, с подобранными под сетку волосами.
Старшие расположились в гостиной: одни сели за карты, другие, разделившись на группы, вели разговоры. Самый оживленный разговор шел там, где находилась Варвара Марковна.
Между тем в раскрытые окна вступила тихая, ясная ночь.
Молодой кружок собрался в летней гостиной.
-- Ах, какая славная ночь! -- сказала Катерина Дмитриевна, стоя в дверях, растворенных в цветник.-- Дети! пойдемте в сад!
Живая, игривая толпа высыпала в цветник и притихла, охваченная ароматом цветов и блеском месяца.
Спустя несколько минут все, разговаривая, шеренгой ходили вдоль длинной, широкой аллеи из лип.
Катерина Дмитриевна ходила поодаль, под руку с белокурым инженером в штаб-офицерских эполетах. Он был среднего роста, плотен, с приятным веселым лицом, выражавшим открытую, добрую душу. Они разговаривали с жаром вполголоса.
-- Кто это? -- спросила я шедшую рядом со мною молоденькую девушку, указывая на этого инженера.
-- Николай Николаевич Загоскин, -- отвечала она,-- начальник инженерных работ в Подсолнечной.
-- Родственник Варвары Марковны?
-- Да, и брат писателя Загоскина; вам его называли.
-- Право, я всех перемешала, -- я слушала без внимания.
Загоскин и Катерина Дмитриевна долго ходили отдельно, вдруг, как бы опомнившись, что не одни, прервали жаркий разговор и вполголоса стали напевать:
Прекрасный день, счастливый день,
И солнце и любовь,
С ночных полей сбежала тень,
Светлеет сердце вновь.
Вслед за этим романсом, смеясь и как бы приглашая всех к участию, громко запели:
Нет, нет, нет,
Совсем стал не такой,
Как, бывало, холостой,
Как, бывало, холостой.
Речи не веселы, грубы,
Что ни скажет --
Все сквозь зубы.
Нет, нет, нет,
Совсем стал не такой,
Как, бывало, холостой,
Как, бывало, холостой.
Мгновенно несколько свежих, молодых голосов подхватили живую песню, и все слилось в куда-то уносящий душу хор. Под эти игривые звуки чувство одиночества до того тяжело овладело мною, что я только и думала, как бы поскорее уехать в Нагорное, где мне легко жилось.
Мы уехали после ужина.
Мне показалось, что я очнулась от роскошного, но гнетущего сна, и отдохнула в коляске среди тишины полей и перелесков, облитых голубоватым светом полной луны.
Свободное копирование
