Поговоривши с княжной, Катерина Дмитриевна предложила мне идти в сад, где находилось молодое общество.
Никогда не робела я так, как проходя цветниками, аллеями, пробираясь между деревьями к этому молодому обществу. Вскоре до слуха моего донесся говор нескольких голосов, смех, и замелькали из-за густых лип белые и цветные платья, мундиры инженеров, блеснули серебряные эполеты и открылась среди тенистых деревьев лужайка, на которой молодые девушки и молодые люди, -- одни сидели на скамейках, другие стояли; дети бегали, играли в серсо, волан. Два очень молодые инженера пробовали прыгать на веревочной сетке, натянутой на четырехугольный деревянный сруб четверти на две вышиною от земли. Не удерживая равновесия, они часто падали, что возбуждало всеобщее удовольствие.
Катерина Дмитриевна представила мне двух меньших сестер своих, переименовала всех присутствующих, потом, указывая на меня, добавила:
-- А ее зовут Танюшей, теперь знакомьтесь.
Сказавши это, она опустила мою руку и стала весело говорить то с тем, то с другим с каким-то авторитетом. Приемы ее были благородны и до того самобытны, что рельефно выдвигали ее из числа всех.
Мне оставалось вмешаться в веселую толпу, взоры которой на мгновение сосредоточились на мне.
Я была смущена, чувствовала себя в среде мне чуждой, новой и, не зная, как в ней найтиться, сочла за лучшее отнестись ко всем холодно.
На все вопросы я отвечала так коротко и сухо, что вскоре меня оставили в покое, и только изредка, как бы вспомнивши о моем присутствии, кто-нибудь из вежливости принужденно обращался ко мне с ничтожной фразой.
Чтобы понять характер и главные интересы этого общества, я на досуге стала прислушиваться к разговорам и, к удивлению, не могла уловить их содержания, только чувствовала игривость, легкость, грацию, -- аромат светской образованности, -- недоступные мне. Я смутно понимала, что сблизиться с этим кругом мне будет трудно; понимала, что все то, к чему я привыкла, что приводит меня в восторг, от чего навертываются слезы и захватывает дух, будет тут неуместно, странно, смешно и что интересы, перед которыми я благоговею, плохие нитки, чтобы вышивать ими в границах светских пялец.