Праздник рождества я встретила в Корчеве и в продолжение святок участвовала во всех увеселениях, которые давались в нашем городке и у соседних помещиков. Обеды, вечера с танцами и фантами, с домашними спектаклями, поездки, наряды, суета, казалось мне, более утомляли меня, нежели занимали, несмотря на то что все было радушно, по-домашнему между помещиками, с давних лет между собою знакомыми. Разговоры в гостиных казались мне ни на что ненадобными. Молодых девушек, которых знала с детства, я чуждалась, в иных виделась мне натянутая застенчивость, в других -- излишняя развязность. Они поверяли мне свои сердечные тайны, толковали о молодых людях нашего круга; в числе их было много егерских офицеров, полк которых стоял в окрестностях нашего городка. Когда же я обращала разговор на привычные мне интересы, они равнодушно говорили: "Охота тебе, Танечка", -- или что-нибудь в этом роде.
Я не замечала, что в моем настроении была своего рода крайность, мешавшая мне относиться ко всему просто и находить наслаждение в удовольствиях, свойственных моему возрасту; мне казалось, что дома я отдыхала от съездов. В моей комнате меня всегда ждала Маша и затопленная печка. Мы садились с Машей к огоньку, я рассказывала ей, как что было, или посвящала ее в высшие интересы жизни. По привязанности ко мне, она старалась уяснить себе мои, вероятно, мне самой не совсем ясные фразы. Потом, веруя в меня безусловно, своими суждениями приводила в недоумение и страх свою мать, которой высшие интересы составляло хозяйство и искусство печь булки и круглые пироги с яйцами и курицей, которыми мы у нее объедались.
Маша проводила у меня целые дни, а иногда и ночи, несмотря на то что дом их был забор о забор с нашим домом, а огороды разделял только легкий плетень.
Свободное копирование
