Кроме комнаты Ника, круг их собирался еще в скромной квартире другого товарища, Вадима Пассека.
Саша не раз восторженно говорил нам о Вадиме; рассказывал, что он принадлежит к многочисленному семейству, недавно возвращенному из Сибири...
Иван Алексеевич, слыша это, сказал нам, что знал Петра Богдановича Пассека, а еще короче его побочного сына Петра Петровича, которому он дал фамилию Пассека {Женатый на Наталье Ивановне Олениной, был отчасти замешан в деле 14 декабря, умер, кажется, в 1826 году. Детей не было. (Прим, Т. П. Пассек.)} и оставил все свое состояние...
Рассказы Саши о Вадиме и его семействе несколько времени очень занимали нас, потом новые впечатления почти изгладили их из памяти.
Саша был точно в чаду, в угаре от университета, товарищей и производимого им влияния. Когда он оставался дома или брал книгу, чтобы, как бывало, почитать вместе со мною, то видно было, что душа его не тут, а где-то там... у Ника... в университете... в кондитерской у Пера... у Яра...
Мало-помалу я стала привыкать к одиночеству. Занималась, читала одна. Брала уроки на фортепьяно у Александры Николаевны Каризны. Иногда оставалась на целый день у княгини; давала урок Наташе, которая все больше и больше ко мне привязывалась. В это время сделал мне предложение один инженер через своего дядю, инженерного генерала. Иван Алексеевич всех нас разбранил, зачем в его доме заводят сватовство, и что я за невеста, и не затем я у него в доме, чтобы замуж выходить, а чтобы учиться. Я молодого человека знала очень мало, он бывал в доме редко и потому отнеслась ко всему равнодушно. Дело это так и угасло в самом начале.
Незадолго до рождества приехал в Москву мой отец, просил Ивана Алексеевича отпустить меня с ним домой, говорил, что я совсем отвыкла от своих и что родные желают меня видеть. Иван Алексеевич согласился, с условием, чтобы к весне меня привезли обратно.
Свободное копирование
