Когда на маленьком столике, стоявшем подле бабушкиной постели, стали готовить чай, я отошла к открытому окну, села подле него и стала осматривать комнату.
Два окна в ней выходили на лужок, на котором белилось несколько кусков холста и полотен, третье обращено было во двор. Окна не растворялись, а приподнимались наполовину, поддерживаясь деревянными подпорками. Над диваном висел портрет митрополита Платона, а на противоположной стене -- портрет во весь рост блаженной Агафии, лежащей на камне, -- бабушка ее когда-то знавала лично и очень уважала за благочестивую жизнь и за то, что из усердия к богу она несколько лет спала на камне. Перед диваном стоял круглый стол, около него несколько кресел, так же, как и диван, обитых белым коломенкой с розовыми полосками. У внутренней стены находилась бабушкина кровать, в переднем углу -- киот красного дерева со множеством образов в серебряных, позолоченных ризах, на некоторых венцы были украшены жемчугом и драгоценными камнями. Перед образами теплилась неугасимая лампадка. Из спальной был выход в небольшую гостиную, из нее в столовую с крошечной передней, из передней узенький коридор вел в девичью, прилегавшую к спальной.
Разговаривая с тетушкой, бабушка не забывала и меня. От времени до времени она обращалась ко мне то с приветливым словом, то потчевала чем-нибудь.
Я взяла чашку чаю и поставила ее на окно, подле которого поместилась.
-- Мы все о делах толкуем, Танюшенька, -- говорила бабушка, -- тебе это неинтересно, друг сердечный, ты бы взяла книжку да почитала от скуки.
Я взяла "Алексиса"; раскрывая книгу и смотря на лес, думала: "Бабушка эта живет в своем домике в лесу -- точно Алексис".
Солнце закатывалось, тяжелые облака медленно двигались по небу, разгоравшаяся заря местами румянила их.
Свободное копирование
