Жизнь у родственников постепенно развеяла мои представления о возможности ожидания от них душевного тепла, ласки, взаимопонимания — всего того, что присутствовало в моей семье.
Тетушка оказалась человеком строгим, требовательным и холодным. Под стать ей был и дядя, ее муж, майор, служивший в подмосковной части, любивший во всем порядок, армейскую четкость и не допускавший никаких возражений ни по какому поводу. День мой был расписан по часам, и нарушить это расписание могла разве что всемирная катастрофа. Даже если я раньше положенного срока кончал уроки, я не мог пойти гулять, потому что за приготовлением уроков следовало обязательное чтение. Эта обязательность чуть не отучила меня читать. Спасла любовь к книге, привитая еще до войны сестренкой.
Иногда методы воспитания доходили до жестокости. Помню, как, усадив меня за чистописание (мой почерк всегда оставлял желать лучшего), дядя поставил передо мной завтрак и запретил его есть, пока я не перепишу отмеченную выдержку из книги. Мне, не так давно едва не погибшему от голода, это казалось прямо-таки издевательством. Поэтому уже через несколько месяцев я был готов вернуться в детский дом. Останавливал меня только страх, что мои детдомовские друзья не поймут, как это среди родственников я не нашел участия и тепла. Находясь в детдоме, я тоже не мог себе представить такую возможность. Со временем я привык что-то выполнять, что-то обходить, а с появлением новых друзей стал находить сочувствие в их семьях, у их родителей. До сих пор не могу забыть тепло рук мамы одного моего друга, к которой я ненароком прислонил голову.
Свободное копирование
