В Харькове тетушка вдруг заболела, и недели две мы прожили у каких-то ее знакомых. Мне это было на руку. Очень хотелось побродить по городу, посетить места, где мы жили, навестить тех, кто нам помогал в наиболее опасные дни оккупации. Первым делом я, конечно, побывал у Надежды Григорьевны и Марии Максимильяновны, а также разыскал еще одну героическую женщину, бывшую свидетельницей при получении мамой удостоверения личности и затем, когда нас выгнали соседи, сразу же нашедшую нам квартиру. Правда, последняя встреча несколько смутила меня. В старом доме она уже не жила, и после нескольких дней поисков я нашел ее в незнакомой мне семье. Когда я вошел, она была занята уходом за маленьким ребенком и, как мне показалось, не очень обрадовалась моему приходу. Может быть, мое появление напомнило ей тяжелые времена, но не исключено также, что я просто попал не вовремя. Не знаю. Во всяком случае, я сразу почувствовал, что мое присутствие не доставляет ей удовольствия и постарался поскорее раскланяться. А судьба этой женщины в период оккупации, как мне рассказали ее бывшие соседи, оказалась далеко не безоблачной. До войны она преподавала немецкий язык в школе. А когда Харьков был оставлен нашими войсками и школы закрылись, устроилась работать в домоуправление. Именно эта должность позволила ей выручить нас, выброшенных на улицу. Это уже могло вызвать некоторые подозрения. Но, кроме того, знание немецкого языка дало ей возможность помочь человеку, которому угрожала расправа. Об этом узнали местные власти, и ее должны были арестовать. К счастью, она вовремя узнала об этом и уехала в деревню, где и скрывалась до прихода Красной армии. Как она провела это время, неизвестно, но думаю, что оно не было похоже на увеселительную прогулку.
А еще я надеялся показать московской тете, как только она выздоровеет, дома, в которых мы жили до войны и после вынужденного переселения. Наш старый барак, скромно притулившийся в углу двора, нисколько не изменился с тех пор, как мы его покинули. А вот от дома, в который мы переехали, остались только стены с пустыми проемами окон и кучей мусора между ними. Я смотрел на сохранившийся кафель печи на втором этаже, где мы жили, и с ужасом представлял, что было бы со мной, если бы я не ушел из Харькова. Я не помню, были ли бомбежки в период оккупации, а вот воздушные бои над городом временами происходили. И наблюдал я за ними прямо из окна квартиры. Вероятней всего, это был результат немецкой бомбежки, когда наши уже освободили город. Но тем не менее, услышав гул приближавшихся самолетов, я вряд ли бы покинул квартиру. Тем более что мне не было известно, где находится ближайшее бомбоубежище.
Однако ничего показывать моей тете не понадобилось. Как я понял, московскую тетушку мало интересовали места, где мы жили, и люди, которые нам помогали. Как только она почувствовала себя в силах, мы быстро собрались и отправились в Москву.
Свободное копирование
