Ходили по домам мы с Толиком порознь, понимая, что удовлетворить аппетит одного человека гораздо легче, чем двух. Но всегда договаривались, где встретимся. Разлучить нас могла только возможность устроиться на работу. Я почти не верил в нее, но все же иногда интересовался, не нужна ли кому-нибудь моя помощь. И вот однажды я попал в дом местного попа. Он был приличнее окружающих. Стоял внутри просторного двора, по сторонам которого располагались хозяйственные постройки, и явно было видно, что здесь люди не бедствуют. Помня уже выведенное мною правило, что в солидные дома обращаться не следует, я хотел повернуть назад, но в это время в дверях показалась полная женщина лет 40-45, приветливо поздоровалась со мной и пригласила в дом. Это была попадья. Она накормила меня, попутно расспросив, кто я и откуда, и неожиданно предложила остаться в ее доме помощником по хозяйству. Я с радостью согласился. Мы договорились, что я приду на следующее утро и первым делом выгоню бычка со двора в общее стадо, направляющееся на пастбище. Вечером я сказал Толику, что нам придется расстаться, так как меня пригласили в работники. Ему ничего не оставалось, как с грустью согласиться. Утром, чуть рассвело, я прибежал к попадье. Она открыла сарай, и во двор выбежал бычок. Это было уже довольно крупное животное, до головы которого я бы мог дотянуться разве что встав на носки. Он мрачно огляделся и вдруг, наклонив голову, пошел на меня. Я отскочил в сторону. Попадья засмеялась и сказала: «Не бойся, это он играет». В конце улицы уже слышалось мычание и щелканье бича. Попадья взяла в руки прутик и показала, что нужно делать. В это время стадо, коров 5-6, проходило мимо ворот. Бычок спокойно присоединился к нему, и двор опустел. Попадья завела меня в дом, усадила за стол, некоторое время молча наблюдала, как я ем, а затем, извиняясь, сказала, что, к сожалению, дочери ее, две девушки «на выданье», против чужого человека в доме. Поэтому ей по-прежнему придется справляться с хозяйством без посторонней помощи. Мои мечты о работе окончательно рухнули. Я разыскал Толика, который, выразив мне свое сочувствие, сказал, что у него и не возникала уверенность в возможности использования нас в качестве рабочей силы. Я же не представлял себе иной возможности выжить.