Фото: Лида (справа)с Валей Лепетюх (слева)
Зима 1943-44 годов.(Мамины рассказы).
Жила Валя на улице Жуковского в большом одноэтажном кирпичном доме старой ташкентской постройки, какими раньше был застроен центр города: с высокими потолками (до трех с половиной метров), толстенными стенами, большими дверьми и окнами, с широкими подоконниками. В доме две квартиры с общей верандой.
Дом не отапливался, не было дров.
Пищу готовили на буржуйке в первой комнате, а всего их было две, огромные по 25-30 квадратных метров, одна из них проходная.
Семья Вали состояла из 4-х человек – мать, сестра 14 лет, брат 12 лет и Валя. В семье Валя была за старшую. Отец их недавно умер от сыпного тифа, он был железнодорожником.Мать - Мария Степановна, по рассказам Вали, очень его любила. Она часто вечерами заводила патефон и ставила пластинку из оперы Верди – «Травиата» - дуэт Альфреда и Виолетты. Это потрясающий дуэт, конечно, каждый его помнит! Когда Виолетта умирает на руках возлюбленного и поёт: «Покинем край мы, где так страдали, где всё полно былой печали». Я всё удивлялась Валиной маме: такая невзрачная на вид женщина, а в ней столько чувств, доброты и сострадания.
Жили они за счёт того, что Мария Степановна продавала всякую мелочёвку на базаре, разложив прямо на полу свое барахло. Бывало, выручки за проданное хватало только на один день на питание.
Приносила она продукты – овощи, масло, иногда мясо (конину) и умела хорошо приготовить, хотя тогда было всё вкусно. Шёл голодный, военный 43-й год. Зима. Как-то приготовила суп из черепахи – очень вкусный.
Однажды у меня вытащили хлебную карточку, правда до конца месяца оставалось три дня, всё же потеря была ужасной.
В центре города на перекрестках возникали стихийные базарчики, где люди продавали продукты и вещи. Вот на таком базарчике я продала свою промтоварную карточку и тут же с рук купила подового хлеба. В одной руке у меня были книги, а под локоть другой я зажала купленную краюшку. Не успела я сделать и шагу, как почувствовала сильный удар, и мой хлеб полетел в большую лужу под ноги. Вслед за ним кинулась стайка подростков-беспризорников лет 10-12. Они бросились на краюшку и лежа в луже, стали его есть, хватая размокшие кусочки. Из толпы на эту сцену никто не обратил внимания. Я, вся в слезах, вернулась к Вале. Они как раз обедали, но я не могла сесть за стол без своей доли хлеба.
И вот чтобы меня не унижать, Мария Степановна, спросила, нет ли у меня что-нибудь продать. Я отдала новую льняную простыню, которую она на другой день продала и купила продукты. После чего я воспрянула духом - у меня была своя доля хлеба.
Как-то однажды приготовила она жаркое, и знаете из кого - из собачки, которую поймал брат Витя. Очень вкусно пахло, но я догадалась по их разговору и к столу не пошла. Валя стала меня пугать, а она умела говорить убедительно со значительным выражением лица, сказывалась её профессиональная работа медицинской сестры в психиатрической больнице. Она внушала: «Лидка, не будешь есть - умрёшь от туберкулёза», -ничего не подействовало, а потом, когда она сказала, что если твоя мама пришлёт посылку, то они есть её не будут, это повлияло, да и голод взял своё.
Я попробовала, стала есть, а слёзы текли по щекам прямо в тарелку, уж очень жалко было собачку. Я была высокая и очень худая даже среди своих далеко не толстых однокурсниц и гораздо слабее их физически.
Валя просила Витю еще поймать собаку, на что он ответил, что в нашем квартале уже нет собак ни бродячих, ни хозяйских.
Свободное копирование
