На третьем курсе проходили пропедевтику внутренних болезней. Каждый студент находил у себя признаки того или другого заболевания – обычная история третьекурсников.
Были ночные дежурства в клиниках, во время которых мы отогревались, удавалось даже немного поспать, примостившись на стульях.
Клиники института и в те годы содержались очень чисто, соблюдался строгий санитарный режим. В палатах, и коридорах были до блеска натертые мастикой паркетные полы. Уборка всюду производилась два раза в день. Посетителей пропускали только по особому распоряжению администрации строго в приемные часы и обязательно в халатах.
В стенах ТашМИ витал дух его основателей – профессоров, приехавших в начале 20-х годов из России. Это были ученики выдающихся петербургских и московских ученых, искренне желавшие нести помощь в далекий Туркестанский край. Многие из них еще преподавали нам. Имя Валентина Феликсовича Войно – Ясенецкого (священнослужителя-новомученика Святителя Луки), хирурга, доктора медицинских наук, автора учебника «Гнойная хирургия», сделавшего очень много не только для ташкентской медицины и находившегося тогда в ссылке, было под запретом, а сам учебник был изъят из библиотеки. Однако преподаватели рассказывали о нем, о его трудах, теперь я понимаю, что они рисковали своей жизнью. Только недавно я узнала о его трагической, героической судьбе.
Мои родные с детства привили мне уважение к знаниям, к умным людям и воспитали стремление к учебе, это было главным и для всех моих дядей, двоюродных братьев и сестер. Поэтому, окунувшись в атмосферу ТашМИ, всегда голодная, плохо одетая, я была рада возможности получить высшее образование, которую дала мне мама. И у меня никогда даже в мыслях не было бросить учебу и вернуться домой.
Учились мы с Валей Лепетюх – моей подружкой по 1941 году, на третьем курсе, только в разных группах. Она, как и я, пропустила второй курс, однако в списках тоже числилась. Я была уверена, что год учебы в Чимкентском медицинском училище мне засчитали, и была совершенно спокойна.
И вдруг нас с Валей переводят с третьего курса на второй.
Для меня это было страшным ударом. Сразу представила себе: «А что я скажу маме, ведь ей так трудно тянуть меня!», стало ее очень жалко.
Я сильно переживала, раньше меня ничего не пугало, переносила все трудности и никогда не жаловалась, а тут удлинение срока учёбы касалось мамы, решила, что пока об этом сообщать ей не буду. Она иногда вызывала меня на переговоры на телеграф. Спрашивала: «У тебя деньги еще есть?», я отвечала: «да есть еще пока». Мама догадывалась, что деньги закончились. Тогда она передавала мне через сослуживцев посылку или немного денег.
Отправляя меня на учебу в Ташкент, мама боялась, что буду от нее требовать многого, т.к. в детстве всегда в магазинах канючила: «купи, купи». Но я ничего у нее не просила.
А вообще по дому и, особенно по маме я очень тосковала. Часто снился один и тот же сон, что будто бы все мои родные живут где-то на окраине Ташкента, и я свободно могу к ним приезжать на трамвае, однако почему-то не еду.
Позже мы узнали, что курсы набора сорок первого года шли по сокращённой программе, большинство предметов как-то: физика, биология, обе химии, анатомия принимались не как экзамены, а как зачёты и после 3,5 лет обучения этих студентов-выпускников (врачей) должны были отправить на фронт – хирургами, так оно и было.
Таких как мы с Валей, пропустивших год, у которых все экзамены оценивались как зачёты, разобравшись в наших документах, перевели на второй курс. Если бы это случилось в начале учебного года, то мы, хотя и с горечью, но успели бы сдать все необходимые экзамены с второкурсниками, а то перевели к концу семестра, когда уже заканчивалась сессия. Так у нас образовались «хвосты».
Нас сразу же лишили стипендии, а меня и места в общежитии. Я не представляла, где, как и на что буду жить.
Тогда пошли мы с Валей по городу искать мне угол. В перенаселенном Ташкенте это было непросто.
Санитарка в общежитии подсказала, что если только поискать в районе поселка Салар, примостившегося на берегу одноименной речки. Поселок считался гиблым местом, даже проходить через него было опасно.
И вот, идя по берегу реки и разглядывая лачужки, вдруг чувствую, как кто-то сзади сильно дергает меня за платок, зажав его вместе с косами в кулак. Но крепко запрятанные под пальто концы моего пухового платка удержали его на мне. Ворюга убежал по мосту через реку. Валя что-то закричала ему вслед.
Видим, навстречу нам из поселка идет женщина, мы спросили у нее, не сдается ли где комната. Она ответила, что не знает, но сказала, что можете снимать у меня кровать, только спать придется со мной. Мы с Валей переглянулись, не на шутку испугавшись: вот это жилье. Стало как-то не по себе. Мы решительно повернулись и пошли быстрее прочь из этого жуткого места.
Тут-то я почувствовала весь ужас своего положения, до сих пор вспомнить страшно. Валя, поняв мое состояние, решительно сказала: «Пойдем жить к нам». Даже еще не оценив по-настоящему ее доброту, я, ужасно смущаясь, согласилась. Только спросила: «Валя, а что скажет твоя мама?». Она ответила: «Будет только рада, что я тебе помогу».
Свободное копирование
