В институт ездили на трамвае, всегда переполненном. Однажды с девчонками примостились на открытой задней площадке у самого ограждения. На повороте возле сквера Революции, где трамваи замедляли ход, чья-то ловкая рука сорвала с моей головы белый фетровый берет, только что присланный мамой и впервые надетый. Было ужасно жалко маму, себя и берет.
Сразу после возвращения с хлопка получила открытку от маминого брата - дяди Пети. Он, оказывается, был в Ташкенте. Пехотная школа, где он проходил подготовку перед отправкой на фронт, находилась в той части города, которая была ближе к Чимкенту. Поехала на трамвае № 2 его проведать. Ехала долго, до конечной остановки. В школу не пропускали, ему тоже нельзя было выходить. Стояли и через отодвинутую доску забора говорили. Дядя Петя был грустный, очень тосковал по жене и дочкам, оставшимся в Чимкенте, говорил, что я «для него кусочек семьи», я плакала. Эта встреча была для него последней встречей с родными, а я последним родным человеком, видевшим его живым.
Вскоре его отправили на фронт, а в 1943 году он погиб. Братскую могилу, в которой дядя Петя похоронен в Запорожской области, его дочери Алла и Нэля разыскали только в 1979 году.
Позже приезжал ко мне в общежитие другой мамин брат - дядя Саша. Его тоже вскоре отправили на фронт. Он был бортмехаником и вывозил на самолетах жителей Ленинграда, пока еще можно было летать, чудом остался жив. Потом летал с Чукотки на Аляску, доставлял грузы, которые передавались правительством США Советскому Союзу по ленд-лизу. После войны до пенсии проработал в Чимкентском аэропорту.
В Ташкенте находилось командование Туркестанского военного округа (ТуркВО), несколько военных училищ, в том числе эвакуированных из России и Украины. Одно из них – кавалерийское –находилось рядом с территорией ТашМИ – за высоким забором был ипподром этого училища. В городе очень много военных, все залы вокзала, сквер и площадь рядом забиты народом - военным и гражданским. Отсюда отправлялись на фронт эшелоны мобилизованных из Таджикистана, Туркмении, Узбекистана, Южного Казахстана. Сюда привозили на лечение раненых, приходили поезда с эвакуированными.
Зима 1941 года, как и все военные зимы, выдалась очень холодная. Морозы тогда стояли очень сильные, около минус 30 градусов.
Шли занятия. Аудитории, как и общежития, не отапливались, сидели в пальто, поджимая под себя ноги. Преподавали нам профессора института, который к этому времени уже имел свою историю. Было очень интересно. Не пропускали ни одной лекции.
В общежитии сильно голодали, по карточке получали 400 граммов клеклого хлеба в день. Хотя студенческая столовая иногда еще работала и там бывала каша-шавля, попасть туда, и поесть горячей каши было большой удачей.
Когда были деньги, (стипендия, которая очень быстро кончалась)покупали пончик и большой малосольный огурец (бадринь), которые продавали узбечки на улице на углу. Это считалось большим лакомством.
Свободное копирование
