«Пришла моя поэма к завершенью, и движется к нему твоя судьба» — написала я, заканчивая свою поэму «Новогодняя ночь», которая складывалась 25 лет. Заканчивалась она пафосом обновления: «дорога, обновляющая жизнь!» Шел 1990-й год, и предугадать, что произойдет со страной и с каждым из нас, вряд ли могли даже самые мудрые аналитики и футурологи. «Большое видится на расстоянии» — сказал поэт. Но расстояния не»получалось. Жизнь сиюминутно меняла и меняет свое обличье. И я спешу завершить свою документальную повесть, мозаику своей жизни, такой особенной, как особенна жизнь каждого, и такой похожей на судьбы многих и многих в моем поколении.
Сорок лет из своих семидесяти семи я прожила в Казахстане. А если добавить и годы заключения, то цифра приблизится к полувеку. И хочу здесь признаться в любви к земле, где, несмотря на то, что попала я в Казахстан не по своей воле, — все состоялось: любовь, семья, жизнь в литературе. Я знаю, что мой голос сегодня прозвучит диссонансом, что сегодня «русскоязычным» (уродливое, но точное словцо) в Казахстане очень трудно. И все же не хочу выплескивать с водой ребенка — не хочу забывать того хорошего, что было в юности, зрелости, старости. Не хочу и отказываться от строк, написанных в лагере: «Нам на Кремлевской башне полночь бьет!» Да, тогда я так чувствовала, и тот, кому адресовались эти стихи, — тоже. В 90-м году это стихотворение стало одной из глав поэмы «Новогодняя ночь».
Но, завершая свою документальную повесть, я вдруг поняла, что о многом и многих я рассказать не успела, пусть даже — не рассказать, а хотя бы упомянуть,
В «Записках об Анне Андреевне Ахматовой» Лидии Корнеевны Чуковской я встретила такую заметку: «Я еще не знала тогда и узнала гораздо позднее, что по плану, разработанному НКВД, семьи «врагов народа» должны были в своих недрах выращивать «мстителей», дети в этих семьях брались на учет заблаговременно;... расстреляв родителей, застенок мстил за свое злодейство детям убитых» («Нева», № 7 — 1989 г., стр. 189).
Я этого не знала, но догадывалась, сталкиваясь с судьбами, похожими на мою. Но озлобленных «мстителей» я среди таких людей не встречала — в 41-м многие из них ушли добровольно на войну, не мысля для себя другого пути в беде родной земли. Это звучит несколько высокопарно, но тем не менее так было. И это было в стране, где, по свидетельству газеты «Известия» (№ 207 от 30 октября 1997 года), «коммунистический режим уничтожил 110 млн. человек». Это заголовок, а в самой статье уточняется: «Эти жуткие данные приводятся в книге «Открытая рана» Пера Альмарка, известного шведского политика...: «В СССР ежегодно истреблялось 0,42 процента населения... Из 62 млн. погибших 40 млн. предварительно были брошены в лагеря Гулага»».
Одна из таких дочерей «врагов народа», каким-то чудом сама в лагерь не попавшая, рассказала мне со слов своей мамы, арестованной в июле 37-го года, что когда их, жен «врагов», «чеэсировок», везли по этапу в Темниковский лагерь, в Потьму, один из конвойных солдат раздал листки бумаги и огрызки карандашей несчастным женщинам и приказал — напишите детям!
Через два месяца после этого Нора Немченко получила треугольное письмецо, похожее на солдатские письма, узнав из него о судьбе своей мамы...
Иначе как подвигом я назвать этот поступок неизвестного конвоира не могу! И он лишний раз доказывает, что гулаговские злодейства не коснулись души народа...
Свободное копирование
