Как и следовало ожидать, на Совещание молодых литераторов я снова не попала, хотя в 1962 году в Алма-Ате у меня уже вышла первая книга стихов — «Жизнь обычная». Через год в рубрике «Новинка» в «Литгазете» на нее появилась небольшая безымянная рецензия, набранная петитом. Казалось бы, это и поддержка из Москвы были своего рода гарантией моего участия в Совещании молодых литераторов на этот раз. Но вместо меня на Совещание поехал прозаик Анатолий Ананьев (группа состояла из трех человек — двое казахских и один русский молодой писатель). Не буду вдаваться в подробности, почему так получилось. Догадываюсь, что на его участии в Совещании настаивал Воениздат, с которым Ананьев был связан как автор известной повести «Танки идут ромбом». Так или иначе Союз писателей «компенсировал» мне неучастие в Совещании молодых поездкой в Москву — театр, где я работала, оформил командировку, а Литфонд выдал сто рублей...
Это был уже третий мой приезд в Москву после реабилитации, но я впервые стала восстанавливать литературные связи и знакомства. Я не делала этого ранее, так как, говоря солженицынским словцом, «обустраивала» свою новую, вольную жизнь — обживала хрущевку-полуторку, полученную мужем на работе, воевала за свое достоинство с темными силами, пытавшимися меня в очередной раз дискриминировать, и победила благодаря полету в космос Ю. А. Гагарина (о чем я уже рассказала), и, наконец, рожала сына...
Сейчас я поехала прежде всего восстановить дружеские литературные связи — созвонилась и даже, помнится, повидалась с однокурсником — поэтом Борисом Слуцким, разыскала Тамару Лихоталь, ставшую детским писателем, побывала у давних своих добрых друзей прозаика Лены Ржевской и критика Изи Крамовя, повидала поэтов Женю Ильина и Лилю Наппельбаум, Иру Озерову, с которой познакомилась в Алма-Ате в 61 году, куда она приезжала, как переводчица, на съезд писателей Казахстана. Мы тогда очень подружились, я рассказала ей о своей судьбе, очень поразившей ее, и она стала на какое-то время как бы моей «литературной мамой», хотя и была много младше. Но настоящей «литературной мамой» мне стала Женя Ласкина, Евгения Самойловна, мама Алеши Симонова. Тогда она работала ответственным секретарем нового, недавно созданного толстого литературного журнала «Москва», куда и привела меня Лиля Наппельбаум, талантливая и незаслуженно забытая сегодня поэтесса, к сожалению, уже покойная. Когда в 39 году я поступала в Литинститут, Лиля была на одном из старших курсов, но, как я уже писала, в Литинституте никогда не было возрастных градаций, различий — ив семинарах, и в самой литературной жизни, как и в самой литературе всегда были иные градации и критерии — не возраста и поколения, но — таланта!
Лиля посещала литинститутский семинар Ильи Львовича Сельвинского, там мы и познакомились.
Лиля была одной из четырех дочерей знаменитого фотографа Моисея Наппельбаума, у которого в тридцатые годы еще было свое фотоателье в Камергерском переулке, по соседству с МХАТом. В его витринах всегда красовались портреты изумительно красивых женщин. А вообще М. Наппельбаум оставил для истории портреты всех известных людей — своих современников, и каждый портрет был произведением искусства... Впрочем, о нем существует целая литература. Здесь скажу лишь, что это была очень талантливая семья — Ольга Грудцова, известный литератор и теагривсд, Ида Наппельбаум — ленинградская поэтесса, жертва культа личности, но вернувшаяся в Питер, прожившая долгую и славную жизнь, и, наконец, сама Лиля, написавшая, кроме множества стихов, еще и очень талантливую повесть о библиотеке ЦДЛ, в которой она работала, но, к сожалению, так и не увидевшую света. При жизни ей удалось выпустить один или два сборника стихов. Но была она очень одинока, больна... Если у Лермонтова — «...и звезда с звездою говорит...», то у Лили Наппельбаум в одном из стихотворений — «...звезда звезде визжит...»
Свободное копирование
