Неловко, конечно, хвалить собственного мужа, но столько в нем было добра и бескорыстия, такие были золотые у него руки, что мне часто вспоминается старая песня — «Неужели это мне одной?» К счастью, «это» досталось и сыну с женой, и нашим внукам, и всем, кто когда-нибудь с ним общался по делу или просто так.
Когда мы, наконец, соединились в Балхаше насовсем, то без воспоминаний, конечно, не обошлось, и, вспоминая о детстве и отрочестве в одном из казачьих кадетских корпусов (в Билече, кажется), он рассказывал о том, как их воспитывали в любви и верности русской культуре, знакомили с русской оперной классикой, русской живописью и с настоящей, а не кастрированной, русской историей. Тогда я узнала, что его любимой была ария Елецкого из «Пиковой дамы»: «Я вас люблю, люблю безмерно, без вас не мыслю дня прожить. Я подвиг силы беспримерной готов, любя, для вас свершить!..» И поняла — в этих бесхитростных словах вся суть его, суть этой благородной мужской души. Рафинированные и псевдоусложненные натуры, может быть, поморщатся: «как это примитивно — адресоваться к популярным ариям или еще того хуже — к популярным массовым песням». Одна такая, из кинофильма «Верные друзья», стала «нашей» знаковой песней — в декабре 55-го, когда в крепчайшие морозы он налегке приезжал ко мне в обеденный перерыв с попутным самосвалом, и мы искали теплого пристанища в каких-то магазинах и бытовках, чтобы хотя бы обогреть друг друга парой слов, она звучала над нами из репродукторов... А потом, когда его вскоре увезли в Темниковские лагеря, ее звучание было как бы приветом от него. Да и сейчас я не могу ее слушать равнодушно, несмотря на якобы «банальность и примитивность» ее текста...
А потом, позже я узнала и еще одно его присловье, произносимое всегда с усмешкой, но как нельзя точно выражавшее его личность, главное свойство его души, его характера: «Была бы жива Россия, а о Петре ведайте...» Иронией, точнее, самоиронией, снимал он пафос этих слов, но выражали они самую суть его... Такой вот, редкого благородства человек достался мне в мужья и тем, что был рядом полжизни, помог мне стать лучше — мудрее и добрее, чем я была до встречи с ним!
И еще была одна песня, которую почему-то давно уже не передают по радио. Но тогда, в 56-60 годах, она часто звучала, и нам почему-то всегда казалось, что она о нас и таких, как мы: «Буря смешала землю с небом: черное небо — с черным снегом...» И мелодия была тревожная, трагичная, и когда она звучала, я всегда вспоминала, как мы пробивались сквозь черную песчаную бурю из Сухоруковки в город — добывать себе «вольное» жилье по случаю моего условно-досрочного освобождения.
Я до сих пор так и не знаю: чья же музыка, чьи же стихи у этой песни, но легла она в душу на всю жизнь — знаком счастливой и трудной нашей встречи балхашским летом 56-го года...
Свободное копирование
