Щепкой — в потоке - 127

Узнавая своего Гаврилыча поближе, я все чаще и чаще думала — такими, наверно, были толстовские капитан Тушин и Платон Каратаев: точнее — наоборот, это Гаврилыч вмещал в себя те прекрасные свойства русского, российского человека, о которых гениально поведал Лев Николаевич Толстой.

Два свойства были в Михаиле Гавриловиче главными и каким-то удивительным образом дополняли друг друга — чувство собственного достоинства и одновременно — самоирония. Первого он никому никогда не демонстрировал — просто получалось так, что все, кто его узнавал, любили его и уважали. Второе же, ироничность и, прежде всего, — самоирония, замечали более близкие; посмеивался он и над моими слабостями — увлечением тряпками, страстью ко всякого рода перелицовкам своих «нарядов» и т. п. Но, посмеиваясь, ублажал меня всякими мелкими поделками, так как я выполняла свою угрозу: «Со мной не соскучишься!»

Не случилось у него своего мужского, рабочего, профессионального дела. Хотя я убеждена — он мог быть управляющим ничуть не хуже тех шести, которые сменились за восемнадцать с половиной лет его работы в одном из алма-атинских трестов. Управляющие сменяли один другого, а диспетчер Морозов, работавший, по существу за целый отдел, оставался. И когда пришло время уходить на пенсию в 1974 году, ему с трудом нашли замену.

И так случилось, что все силы своей души, все творческое свое начало — незаурядный талант дизайнера и доброту душевную, руки свои золотые, и внутреннюю, не показную интеллигентность, отдал он семье: мне и нашему сыну. Все или почти все в доме он сделал своими руками — мебель, удобную и простую, красиво разрисовал линолеум. Право, трудно припомнить, что он не умел, — пожалуй, лишь то, что требовало специальной подготовки, — чинить электроприборы и телевизор. И все время должен был чем-то заниматься — что-нибудь чинить, налаживать, строить, даже шить. Но таких, как он умельцев, вероятно, немало, и дело вовсе не в этом — он излучал спокойное и постоянное свечение добра на всех окружающих. И только очень плохие люди могли его не любить, но я таких почти не знаю...