...Письмо из Темников, где когда-то отбывала срок и моя мама, пришло через два месяца, только номер лагпункта был другим... Его увезли как «лицо без гражданства» — их всех собирали в один лагерь. Все девять месяцев в Темниках он работал, стиснув зубы, только там, где было больше зачетов: в бригаде, которая в любое время суток и при любой погоде выходит разгружать любые грузы. Работал тяжко, но и зарабатывал — на фотографии округлившееся лицо сытого человека. Потом, ближе к концу срока — лицо человека изнуренного, измученного ожиданием: уже ездили по лагерям Комиссии Двадцатого съезда, пересматривавшие дела на месте (мне такая комиссия снизила срок до 12 лет, если помните).
Срок Морозова убывал, как шагреневая кожа, а Комиссия все играла с ним в прятки — работала то на одном, то на другом соседнем лагпункте. В день, когда его вызвали с вещами на вахту как закончившего срок, стало известно:
Комиссия начинает свою работу у них на лагпункте завтра...
Отсрочить освобождение хотя бы на сутки начальник категорически отказался: все было на законных основаниях — даже лишний час он не имел права держать в зоне освобожденного зека. И по закону же Морозову оформили проездные документы туда, откуда он был арестован, — на Урал, в Губаху. И тогда он сказал: «Сажайте снова или отправляйте в Балхаш: там у меня единственно близкий человек — жена». На изнурительную борьбу с начальством, в которой он все же победил, ушла драгоценная неделя — в середине августа 56-го ко мне приехал тощий, желтый, измученный человек с глубоко ввалившимися глазами. Но мы были вместе. Это было счастьем.
Свободное копирование
